В 40-х годах, когда Барадез, вскоре после демобилизации из французских ВВС, появился на сцене, Алжир для археологов был «освоенной землей». Даже воздушные археологи время от времени занимались ее изучением. Однако Барадез с большим трудом убедил их и плодотворности своего собственного метода, который резко отличался от техники Пуадебара и его последователей, использовавших сравнительно тихоходные, но, правда, маневренные двухместные самолеты, летавшие на небольшой высоте. Тем не менее достигнутые Барадезом поразительные результаты в воссоздании внешнего пояса римских пограничных укреплений в Сахаре убедили Луи Леши. Операция была проведена настолько быстро, что Леши позднее признался в предисловии к книге Барадеза «Fossatum Africaclass="underline" воздушные исследования организации границ Сахары в римскую эпоху» (1949): «Это был поворотный, может быть, самый решающий момент в изучении прошлого Северной Африки».
Действительно, исследования Барадеза привлекли к себе внимание ученых всех стран, а в Англии, Германии и Италии он был увенчан академическими лаврами. Его работа по всестороннему изучению всех видов обороны римлян стала образцом для аналогичных исследований в Шотландии, на Рейне в Германии, в Реции (Rhaetia) и на Дунае — всюду, где были римские пограничные укрепления. Долгие годы на всех съездах Международного конгресса по изучению римских лимес (первый состоялся после второй мировой войны в Ньюкасле) выступления Барадеза были гвоздем программы. А в родной Франции, где воздушная археология стала процветающей наукой, сегодня Барадеза считают ее славным патриархом.
Хотя в начале своей деятельности Барадез вел исследования по чужим фотографиям, в воздушную археологию он пришел как опытный летчик, занимавшийся военными аэронаблюдениями. Именно эта его специализация, умение распознавать всевозможные вражеские установки, несмотря на все маскировочные ухищрения, позволили ему впоследствии выявить на старых аэрофотоснимках множество скрытых свидетельств глубокой древности. Он применил в археологических целях тот же метод изучения снимков: сантиметр за сантиметром или, вернее, миллиметр за миллиметром в поисках «подозрительных» следов. Безошибочное чутье на разгадывание хитростей противника теперь помогало ему успешно разбираться в сложной сети укреплений римлян и в их военных замыслах. Барадез еще раз показал тесную связь между военной авиаразведкой и поисками следов прошлого с воздуха. Военный опыт стал решающим фактором в его изысканиях в римской Африке: он внес в них тщательную подготовку, дисциплину, неукоснительную методичность, топографическое знание и умение всем этим пользоваться, высокое искусство дешифровки, а кроме того, интуитивную способность предугадывать намерения противника или союзника.
Барадеза привлекало гражданское строительство, в частности ирригация и лесоводство, но, подобно Кроуфорду и Пуадебару, ему пришлось участвовать в первой мировой войне. Понадобилось около тридцати лет и еще одна война, чтобы он нашел свой путь к археологии. Свою военную карьеру Барадез начал в бригаде французских горных стрелков. После тяжелого ранения он был почти полностью парализован и полтора года находился на излечении. Его признали негодным для службы в пехоте. Тогда он попросился в летную школу, но закончил войну воздушным наблюдателем на привязном аэростате. Лишь после войны Барадез наконец стал пилотом французских ВВС. Министерство воздушного флота поручило ему в 1929 г. доставить самолет только что коронованному императору Эфиопии. И он полетел над древними землями Средиземноморья и Ближнего Востока. Этот полет над территориями с многочисленными следами прошлого пробудил в нем необычайный интерес к исчезнувшим цивилизациям и к исторической географии. Результатом его стала книга «Полет над пятьюдесятью веками истории». Во время другой воздушной миссии ему посчастливилось обнаружить в Португалии ранее неизвестные доисторические укрепления. Затем Барадез по приказу французского командования занимался воздушной разведкой над немецкой Линией Зигфрида, а после 1940 г. жил на положении полуотставного офицера в Алжире. В юности он всей душой стремился к военной авиации. Теперь же Барадез с не меньшим энтузиазмом готовился вступить на новый путь, который во многих отношениях был продолжением его прежней карьеры.
На аэрофотоснимках, попавших в руки Барадеза, то внимание особенно привлекло одно изображение. Наверное, подумал он, это и есть тот самый фоссатум (римская система защитных рвов), который так долго не удавалось отыскать! О том, что это мощное оборонительное сооружение существовало где-то у южных порот римской провинции Нубии, находившейся примерно на территории современного Алжира, было известно уже давно из «Кодекса Феодосия» V в. Но где расположен этот гигантский ров, какова его протяженность и что он собой представлял, не знал никто. Полнейшая тайна скрывала его, несмотря на все усилия и жаркие диспуты археологов. Существовала, например, длинная траншея к югу от Бискры, которую местные жители называли seguia (водный канал). Многие считали ее частью заброшенной оросительной системы провинции Сахары. Народная молва даже связывала это сооружение с именем легендарной царицы. Однако в начале нашего столетия выдающийся французский археолог Стефан Гзелл установил, что его прорыли римляне. Он считал, что этот пограничный ров и был римским оборонительным поясом. Мнение его разделяло большинство археологов, однако эта теория противоречила «Кодексу Феодосия», который делал четкое различие между лимес и фоссатумом.
Что же в таком случае представлял собой фоссатум и чем были лимес Северной Африки? Может быть, замечание в «Кодексе» допускает двоякое толкование и в действительности лимес и фоссатум — это одно и то же? Разрешить эту проблему предстояло Барадезу.
Ему удалось проследить фоссатум почти на всем его протяжении, без малого в 500 миль, а также выяснить его назначение. За фоссатумом, в свою очередь, последовало тщательное изучение самих лимес, т. е. фактически археологическое исследование широкого пояса Алжирской Сахары и различных точек за ним, о которых ранее почти ничего не было известно.
Мы уже говорили, что Барадез шел по следам достопочтенного Пуадебара и подтверждал его находки. Несмотря на различие в подходе, его открытия были столь же значительны и он имел дело со сходным материалом, хотя Сахара с ее самумами и резкими перепадами температур оказывала на этот материал гораздо более разрушительное воздействие, чем полупустынные степи Сирии, покрытые защитным слоем песка. Кроме того, лишь немногие ученые допускали, что в Северной Африке существовали лимес таких же размеров, как и в Сирии. Да и была ли в них нужда? Этим границам никогда не угрожали мощные организованные армии, подобные тем, что спускались с Иранского нагорья. Отсюда — преобладающая тенденция отождествлять лимес с линейными земляными сооружениями, такими, как фоссатум. Однако Барадезу, неожиданно для всех, удалось найти доказательство, что римские оборонительные линии в Северной Африке тоже располагались на значительной глубине. Они представляли собой скопление крепостей, лагерей, валов и т. п. Большинство этих сооружений впервые было отмечено Барадезом. Их расположение дало ему ключ к пониманию общего оборонительного плана римлян. Здесь были такие же радиальные дороги, протянутые как щупальца в глубь территории кочевников с точным расчетом перерезать пути, по которым варвары-скотоводы перегоняли свои стада, и таким образом контролировать все их передвижения. Все линии коммуникаций и опорные пункты располагались в строгом соответствии со стратегическими и природными условиями местности. Физические препятствия, такие, как скалы или соляные озера, входили в систему оборонительных линий. Всюду, где это было возможно, стены, рвы и дороги прокладывались таким образом, чтобы не бросаться в глаза наступающему противнику. А сигнальные станции располагались так, чтобы легко получать и передавать сообщения.
Во время одного из полетов, разыскивая очередной отрезок фоссатума, Барадез еще раз убедился, с какой тщательностью римские инженеры выбирали место для своих военных аванпостов. Его самолет попал в песчаную бурю. Когда начало проясняться, Барадез вдруг увидел безусловно искусственный ров. Однако дальнейшее обследование показало, что это вовсе не римское сооружение, а противотанковый ров, вырытый солдатами Роммеля во время последней войны. Но он почти и точности повторял направление древнего оборонительного рва! И даже немецкий бункер был построен на месте римского форта. Подобное же явление Барадез заметил еще в начале второй мировой войны на Рейне, где один из блокгаузов Линии Зигфрида был построен точно на укреплениях Вобана, выдающегося поенного инженера Людовика XIV. Оружие может меняться, но топографические факторы, влияющие на расположение позиций, в основном остаются теми же.