К таким выводам Брэдфорд пришел, в сущности, без всяких раскопок. В Тавольере перед ним предстала отчетливая и подробная картина единой многовековой цивилизации, заключенной в тесные рамки суровой природы. Внимательный взгляд исследователя увидел сквозь приметы времени «дотошный, консервативный и изобретательный народ, крепко спаянный экономическими и социальными связями».
Брэдфорд первым признался, что для выявления экономических и социальных характеристик этих древних народов одних аэрофотоснимков уже недостаточно: они позволяли сделать лишь весьма предположительные выводы. Окончательное же слово оставалось за раскопками. Но полевые работы должны были не только подтвердить его предварительные заключения, а ответить еще на целый ряд вопросов: уточнить хронологию, этническую принадлежность, виды земледелия и сельского хозяйства вообще, тип и уровень военной организации, социальное устройство общин, религиозные культы и верования, причины окончательного упадка этого неолитического общества земледельцев и многое, многое другое.
Столкнувшись с такими проблемами, Брэдфорд вынужден был перейти ко второй фазе — к раскопкам. Однако разработанная им обширная программа полевых работ в Тавольере так и не была полностью выполнена. Для того чтобы докопаться до основ жизни, удаленной от нас на четыре тысячелетия, мало одного пли двух раскопочных сезонов. Стоявшую перед археологом задачу по масштабам можно было, пожалуй, сравнить с раскопками доисторических стоянок на Уиндмилл Хилле и в Литл-Вудбери, с той лишь разницей, что на равнине вокруг Фоджи имелось несколько культурных слоев и Брэдфорда интересовал не только период неолита и не одно какое-нибудь доисторическое поселение. Он активно вел аэронаблюдения, связанные с другими эпохами и другими районами Италии, Англии (Восточная Англия), а также, с Родосом, Аттикой, Далмацией и Южной Францией, областями, где он первым обнаружил с помощью аэрофотосъемки многочисленные следы центуриации полей и римской дорожной сети. После окончания войны он отдавал все свое время и энергию поискам и спасению коллекций военных аэрофотоснимков союзников, которые изучал и размещал по архивам ведущих в этой области учреждений Англии и за границей. Назначение Брэдфорда куратором оксфордского музея отнимало у него много времени: ему приходилось читать лекции и заниматься административной работой. Курс прочитанных им лекций но воздушной археологии лег в основу его монументального труда «Древние ландшафты». При всем этом несомненно одно: лишь благодаря его аэронаблюдениям полевые работы в Апулии за короткое время принесли такие результаты, каких традиционная археология не смогла бы достичь за долгие годы раскопок вслепую.
Раскопки в Апулии начались в 1949 г. и продолжались следующей осенью. Их финансировал специально созданный Апулийский комитет во главе с сэром Мортимером Вилером. Наблюдения над работами осуществляли Общество любителей древностей Оксфордского университета и итальянские научные различные другие британские общества. Руководил раскопкам сам Брэдфорд, ему помогали его жена и два ассистента.
Апулийская экспедиция установила, что если для аэрофотосъемок самым благоприятным временем был конец весны, то для раскопок больше всего подходил конец лета, В это время поля уже убраны и пышно цветущие дикие цветы часто выдают тайны подземных сооружений с не меньшей откровенностью, чем весенние посевы зерновых культур. Археологи были вооружены аэрофотоснимками или сделанными с них планами, поэтому поиски нужных объектов не представляли особых трудностей. Правда, хотя цветочные приметы подчинялись тем же законам, что и злаковые, мни были гораздо разнообразнее. По этому поводу Брэдфорд писал:
«Над древними рвами цветущие сорняки, как правило, выше, гуще и растут быстрее. Из-за ускоренного роста они скорее расцветают, дают семена и… преждевременно «увядает и падает желтый лист» — гораздо раньше, чем у растений на других участках. Самые разнообразные дикорастущие растения — а их здесь десятки видов — указывают на присутствие рвов и других сооружений под их корнями. Очень часто неолитические и римские ограды выделяются интенсивно окрашенными линиями, хорошо заметными на цветных фотографиях. Так, во время «наземной проверки» поселении, отмеченных на аэрофотоснимках, мы нередко обнаруживали рвы неолитической деревни благодаря (ому. что их выдавали широкие ярко-желтые полосы цветущей дикой капусты. Это растение встречается в Танольере повсюду. Его корни достигают двух футов, что позволяет им извлекать дополнительную влагу из всяких древних углублений. В таких местах дикая капуста разрастается особенно пышно, выявляя некогда засыпанные рвы, независимо от времени, когда они были выкопаны. Многие детали римского ландшафта часто становятся понятными благодаря цветам: розовато-лиловой дикой мяте, белой «коровьей петрушке» или желтому чертополоху».
Если бы аэрофотоснимки были сделаны в конце лета, а не весной, результат, наверное, оказался бы не менее поразительным. Однако, несмотря на то что яркие растительные приметы, казалось бы, должен был заметить любой наземный наблюдатель, никто раньше не обращал на них ни малейшего внимания. Понадобился сигнал сверху, чтобы люди протерли глаза и научились пользоваться указаниями этих безмолвных проводников. При поисках погребенных сооружений основная трудность состоит в том, что они не привлекают к себе внимания до тех пор, пока аэрофотосъемка не зафиксирует их на пленке.
Для более подробного изучения неолитических сооружений Брэдфорд решил начать раскопки близ Пас-соди-Корво, где было обнаружено самое крупное доисторическое поселение. Судя по его сложности, оно, по-видимому, было более развитым. К счастью, план его необычайно четко очерчивали различные дикорастущие растения. Древний Пассо-ди-Корво, состоявший из целой группы окруженных рвами деревень, значительно раздвигал горизонт неолита.
Брэдфорд приступил к раскопкам типичного «лагеря», надеясь, что он поможет ему составить хотя бы приблизительное общее представление о жилищах тех далеких времен. Он выбрал один, который находился в центре аэрофотоснимка.
«На месте выяснилось, что окружающий его ров отчетливо выделен пышно разросшимися над ним сорняками одного вида, которые определяли его направление и ширину с точностью почти до дюйма, а также указывали место, где находился широкий вход. Аэрофотоснимки позволяли вести раскопки с минимальными затратами средств и времени, поэтому сеть наших траншей сразу же обнажила торцовые концы рвов и все главные части объекта».
Брэдфорд нашел в окружающем рве остатки каменной стенки, однако внутри самой ограды, несмотря на самые тщательные поиски, ему не удалось обнаружить следов какого-либо строения. Утешительной находкой послужили несколько осколков «высушенной на солнце глины с оттисками плетня», обнаруженные во рву. Несомненно, они отвалились когда-то от стен «мазанки»— типичного жилища доисторических италийских крестьян. Но где именно стояла эта «мазанка» и каковы были ее размеры, этого археологи не смогли определить.
Во всех остальных отношениях раскопки были удачными. В этом «лагере» археологи нашли почти все предметы, связанные с жизнью деревни каменного века, за исключением оружия и глиняных фигурок — самой распространенной ритуальной принадлежности примитивных земледельцев Старого и Нового Света. Однако отсутствие того и другого у древних апулийцев вовсе не означало, что они жили в каком-то утопическом раю, где не было кровавых междоусобиц и поощряемого жрецами идолопоклонства.
Бытовые предметы, типичные для жизни неолитической деревни, включали орудия, которые не оставляли сомнения в том, что эти доисторические итальянцы действительно были земледельцами: характерные острые вулканического стекла осколки, блестящие от долгого употребления, служили, видимо, лезвиями примитивных серпов, которые применяли для срезания травы и колосьев еще в глубокой древности на Ближнем Востоке. После жатвы зерно растирали пестиками на плоских каменных жерновах. Костяные иглы и глиняные веретена говорили сами за себя, а многочисленные кости позволяли судить о том, какие животные использовались в хозяйстве и шли в пищу. Однако у этих людей неолита, по-видимому, еще не было друга — собаки.