Ренато молчал. Ему сейчас, по-видимому, больше всего на свете хотелось отвязаться от Йорна, но он не мог набраться решимости просто взять и уйти. По правде говоря, представить итальянца участником заварушки можно было с большим трудом. Безусловно, понимал это и Хальберг, но уж так ему хотелось кого-нибудь поучать!
«А я ведь так и не наказал его, — подумал Родриго. — Надо было сразу что-нибудь придумать, а сейчас и желания никакого нет. Вообще-то Хальберг — не самый злостный нарушитель в группе, Диас почище его будет. Ну сдали нервы в лесу, с кем не бывает? Только что это он повадился нашего несмышленыша обрабатывать? Лепит под себя?
— Джентари, — негромко произнес Родриго.
Ренато вскочил.
— Ты не собираешься сходить в физзал потренироваться? Что-то я тебя давно там не видел.
Ренато даже не пытался скрыть, как он обрадовался возможности улизнуть.
— Есть, командир!
Хальберг посмотрел на Родриго исподлобья, но ничего не сказал. Да и что он, в сущности, мог сказать?
— Ребята, посмотрите, кто к нам пожаловал! — заорал вдруг кто-то из угла «развлекалки». — «Скорпиончики», черт меня подери!
Голос принадлежал Кену Дайсону, обладателю самой луженой глотки на Базе. Десантники, предвкушая развлечение, зашевелились. Кен поднялся и не спеша направился к неисправному автомату. «Подводная охота» — его фантоматор — отказал четверть часа назад. Сейчас панель автомата была открыта, и в разноцветной неразберихе микроблоков копались двое «уников». Орудуя сразу несколькими манипуляторами, киберы действительно напоминали каких-то членистоногих, так что «скорпиончиками» звездная братия прозвала их довольно метко.
— Трудитесь, твари? Выслуживаетесь? — Кен отстегнул от пояса желтую коробочку универсального командного пульта. — Ну сейчас вы у меня покрутитесь! — Он потыкал пальцем в несколько кнопок, и «уник» под одиннадцатым номером, опустив манипуляторы, застыл, как по стойке «смирно».
С помощью пульта можно было управлять любым вспомогательным механизмом малой и средней степени сложности. Для этого следовало выставить на табло номер кибера и свой личный код.
— Ну-ка, потанцуй для начала, — сказал Кен. — Да не так! На башке!
«Уник» перевернулся вверх платформой и, опираясь на манипуляторы, стал неуклюже крутиться на месте. Десантники покатывались со смеху.
— Глядите, какой способный! Ладно, достаточно. — Дайсон вынул из нагрудного кармана люмограф. — А теперь проверим твою грамотность. Диктую!
Кибер перевернулся обратно, взял манипулятором тонкую коричневую палочку и стал писать прямо на полу: «Я — безмозглая жестянка. Ума у меня хватает лишь на то, чтобы безупречно выполнять приказания великого десантника Кена Дайсона. Если же я сейчас хотя бы одну запятую поставлю неправильно, пусть строгий, но справедливый Кен покарает меня и собственными руками разберет на запчасти. А кроме того, я…»
Дальше следовала длинная цепочка замысловатых ругательств. Робот, пишущий непристойности, — что может быть смешнее? «Развлекалка» дрожала от хохота.
— Написал? Чудненько. Теперь перечитай все это и хорошо запомни, кто ты есть. Запомнил? Все, можешь стереть.
Кен наморщил лоб. У него явно не хватало фантазии, чтобы придумать новое, более изощренное издевательство. Наконец он сдался:
— Фред, хочешь покуражиться? Переведи «скорпиончика» на свой код. Мне что-то надоело.
Подобные сцены Родриго приходилось наблюдать на каждом шагу. Глумиться над киберами считалось у десантников правилом хорошего тона, и даже робо-техники, с помощью тонких манипуляций возвращая к жизни своих подопечных, нередко крыли их последними словами — просто так, в силу привычки. Да и на Земле хозяева не очень-то жаловали своих механических слуг. Хотя со времени Реконкисты прошло уже больше ста лет, ненависть людей к роботам не затухала. Могло показаться, что она шла из глубины веков, закрепившись на молекулярном уровне, проникнув в гены. Человечество никак не могло забыть своего унижения и страха.
Это не поддавалось разумному объяснению. Роботы были совсем не те, из-за которых пришлось начинать Реконкисту, они не умели оскорбляться и с тупой покорностью выполняли самые нелепые команды. Но люди так давно страдали ксенофобией, что привыкли все новые и новые ее приступы воспринимать как норму. Еще совсем недавно, по историческим меркам, во многих уголках планеты считалось возможным и даже более того — необходимым уничтожать инородцев и иноверцев. Сейчас это казалось немыслимым, и все же следовало признать: инстинкты, унаследованные людьми от их волосатых предков, более живучи, чем думалось поначалу.
Для самого Родриго машины всегда были только машинами, так что выходки подчиненных зачастую вызывали у него раздражение. Но покушаться на традиции, даже учитывая, что многие из них — сущее наказание для командиров, выходило себе дороже. «Белых ворон» в десанте не любили: сначала над такими периодически подтрунивали, а затем, невзирая на чин, уже откровенно вытирали о них ноги. Хочешь, чтобы люди, с которыми годами вынужден вариться в одном котле, тебя уважали и слушались, — никому не потакай, но и не стремись навязать каждому свои представления о чем бы то ни было, давай группе определенную степень свободы!
— Что, Кен, — сказал, подходя, Ермолаев, — ты опять в своей роли? Потешаешься над жестянками? — Он усмехнулся. — А ведь из-за таких, как они, ну, конечно, не совсем таких, и создали Силы Безопасности. Они, можно сказать, помогли тебе найти место в жизни. Ну кем бы ты был без СБ? Вкалывал бы сейчас на каком-нибудь занюханном океанском заводике по производству белков из водорослей. Или занялся бы животноводством, выращивал коров в две тонны весом — тех самых, которые и подняться не могут, всю жизнь на боку лежат.
— Ну уж нет, командир, — ответил Дайсон, — плохо меня знаете. Во-первых, космос все равно никто не закроет, и я всегда нашел бы себе здесь работенку, пусть даже на стареньком звездном грузовичке. А во-вторых… Да все равно бы СБ появились — не под тем, так под другим соусом. Не дураки наверху сидели, должны были понимать, что без таких крепких ребят нас любая зараза голыми руками возьмет. Верно я говорю? — обратился он к столпившимся вокруг десантникам. Послышался одобрительный гул.
«Какая скука, — подумал Родриго, выходя в коридор. — И это называется „развлекалка“! Нет, лучше убить остаток вечера в компании Ивана. Он должен быть словоохотлив, ведь сегодня мы, несмотря ни на что, поймали много любопытных тварей. Я, конечно, в биологии ничего не понимаю, но даже просто смотреть на Ивана, когда он распинается о своих зверюшках, — это зрелище!»
Однако Ольшанцева в своей комнате не было. Очевидно, он засиделся в лаборатории, что, по правде говоря, с ним случалось нечасто. «Наверняка наткнулся на какой-то совершенно необыкновенный экземпляр, — решил Родриго. — А может, пытается изучить то, что осталось от существа в контейнере. Завтра меня явно ждет увлекательный рассказ». А пока ему ничего больше не оставалось, как отправиться к себе.
Он вошел в комнату и, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. По стенам плыли непрерывно меняющиеся узоры. Вечерняя гамма — голубовато-серые и лиловые тона с разводами темного золота. Родриго полежал минуты две, бездумно разглядывая игру световых пятен, и тут вспомнил, что, находясь на Оливии, еще ни разу не слушал музыку. Он блаженно потянулся, предвкушая очередную встречу с нестареющей четверкой «Галилеевых лун», затем вскочил с кровати и подошел к столу. Выдвинув ящик, где хранились записи, Родриго стал перебирать бессистемно разложенные по гнездам «таблетки» фонокристаллов. Но «Лун» здесь не было. «Вот голова! — вспомнил он. — Я же все, что не вошло в гнезда, ссыпал в коробку. Она должна быть дальше, у задней стенки».