Конечно, Маккормик не мог знать, что придуманный им саморазвивающийся кибермозг будет иметь плазменную природу. Не приходила ему в голову и мысль о том, что такой мозг когда-нибудь сможет выйти из повиновения. Ученый был уверен: машина, даже самая сложная, не способна осознать себя как личность, к разуму ведет лишь один путь, проверенный природой. А ведь фантастами к тому времени была написана масса произведений, живописующих грядущий бунт роботов!
Итак, воскрешенная теория вновь сделалась сверхпопулярной. Дебаты довольно быстро прекратились: измученные спорами ученые пришли к компромиссу. Программу производства «классических» фотонных ракет удалось отстоять: правительство согласилось и дальше ее финансировать, так как не очень доверяло выкладкам чудаковатого шотландца. Но вместе с тем было решено построить хотя бы один корабль в соответствии с планом Маккормика. Кто-то из остряков прозвал этот проект «Прощайте, денежки». Действительно, в случае неудачи звездолет оставался обычной «фотонкой», а так как лететь ему предстояло две—три сотни лет, о нем следовало просто забыть. Достигнув цели, он не мог даже послать об этом сигнал на Землю — слишком велико было расстояние. И все же игра стоила свеч.
Сразу же началась разработка уникального плазменника со сверхсложным мозгом. В его создании приняли участие лучшие роботехники планеты. Предполагалось, что о ходе выполнения задачи «капитан» будет отчитываться во время регулярных сеансов радиосвязи с кораблем. Они, правда, должны были растянуться на годы, однако информация хотя бы о частичных успехах могла подтолкнуть запуск других аналогичных звездолетов. В противном случае программа приказывала долго жить.
Один из кораблей, однотипный с «Хироном», подвергся значительным усовершенствованиям и получил обозначение «Гамма». Как и все «фотонки», он собирался на удаленной от Земли орбите. Конечным пунктом путешествия была единогласно выбрана та самая неприметная звездочка в созвездии Персея. Все-таки 189 световых лет — это не 227 и не 368! Так что над названием звездолета долго голову ломать не пришлось: разумеется, «Персей», как же еще? А вот плазменнику имени не полагалось, его заменяла унылая аббревиатура с пятизначным номером. Неудивительно, что робота для удобства стали неофициально называть «Маккормик-1» или просто «Мак».
Хотя о научных перепалках насчет путей освоения космоса знали все, решение о запуске самоперестраивающегося корабля было скрыто от общественности. Космический комитет настоял на том, чтобы работа над проектом велась в глубокой тайне. Расчет был простой: в случае провала налогоплательщики так и не узнали бы, сколько их денежек вылетело в трубу.
Старт «Персея» состоялся в 2146 году, через два года после того, как победный рапорт «Хирона» достиг Земли. Конечно, скрыть аннигиляционный факел от любопытных глаз было невозможно — слишком много аппаратов различных служб постоянно находилось в ближнем космосе. Но в те времена так часто проводились испытания ракетных двигателей…
Связь с кораблем продолжалась полтора года. Из поступавших на Землю радиоотчетов следовало, что заметных успехов в выполнении своего особого задания Мак не достиг. Затем сигналы внезапно прекратились. Можно было подумать, что произошла авария наподобие той, которая уничтожила «Телемах». Однако на этот раз даже сверхчувствительные приборы не зафиксировали вспышки. «Персей» просто замолчал, и о причинах этого можно было спорить до бесконечности, ни на йоту не приблизившись к истине. Так бесславно завершился многообещавший проект «Маккормик». А еще через год начался «бунт роботов». Человечеству пришлось надолго забыть о звездах…
— Вот и все, — сказал Иджсртон. — Как видите, история оставила нам немало загадок. Со временем многие проекты тех лет, включая «Маккормик», были рассекречены. Но, разумеется, это не афишировалось. Документы можно отыскать в архивах, только для этого нужно по крайней мере знать об их существовании. А в принципе, достаточно проявить элементарное любопытство, задаться вопросом: как делалось то-то и то-то задолго до нас? К сожалению, сейчас мало кто интересуется прошлым. И я рад, что вы… Скажите, вам было интересно?
— Да-да, конечно! — Родриго словно очнулся. Он как раз додумывал окончание этой удивительной истории: удалившись от Солнечной системы, плазменник принимает сигналы некой межзвездной цивилизации и «изменяет» Земле, переходит на службу новым хозяевам. — А эксперимент действительно больше не повторялся?
— Действительно, — ответил Иджертон. — Плазменников предали анафеме, а молектронный мозг не способен самосовершенствоваться, он только безукоризненно выполняет заданную программу. В конце концов люди изобрели гиперпространственный двигатель самостоятельно. После этого о проекте «Маккормик» вспоминали лишь единицы специалистов, включая вашего покорного слугу. В придачу ко всему теорию Су Чуньгуана объявили ложной. Возобладало мнение, что наличие планет земного типа не зависит от спектра звезды. Поэтому ГП-звездолеты, как до них «фотонки», принялись изучать все звезды по очереди, начиная с самых близких. Более того, за каждым из них закрепили определенный участок неба. Впрочем, это вам и без меня хорошо известно.
— Так что же, по-вашему, случилось с этим… Маком? — спросил Родриго. — Собственную фантастическую версию он высказать постеснялся, хотя втайне и надеялся: а вдруг шеф научников придерживается того же мнения?
Иджертон пожал плечами:
— Мои коллеги высказали немало догадок. Ни одну из них, разумеется, проверить невозможно. Если же вас интересует мое личное мнение… Извольте! Вы, конечно, знаете, почему наш корабль называется «Мирфак»?
— Ну как же, — сказал Родриго. — Мирфак — альфа Персея. Мы же главным образом в Персее и летаем, этот участок неба за нами закрепили. Как же еще было назвать? — Он осекся. — Не хотите ли вы сказать, доктор…
— Вот именно. — Иджертон поднялся и, подойдя к слегка затемненному окну, отрегулировал его прозрачность до максимума. Яркий свет звезды залил комнату и заставил торжественно вспыхнуть вытисненные золотом названия на корешках книг.
— Звезда, к которой направлялся «Персей», — продолжал Иджертон, — имела обозначение НГМ 18.596 ПС по каталогу Соколовского. — Как только Родриго услышал знакомый код, сердце у него учащенно забилось. — В отличие от наших предшественников мы не строили гипотез, делали все пунктуально и добрались сюда только сейчас. Да, Кармона, — он протянул руки к окну, словно намереваясь собрать в горсти струящееся оттуда сияние, — это то самое солнце, которое сейчас пылает над нашими головами!
Глава 16. Доклад
На большом листе хромопласта Родриго провел двенадцать зеленых линий. Получился куб. Затем он переключил люмограф на «красное» и изобразил внутри куба причудливую алую фигуру, напоминающую бутылку Клейна. Постепенно его фантазия разгоралась. Реагируя на ту или иную рабочую волну люмографа, хромопласт покрывался проникающими друг в друга призмами, конусами и цилиндрами, а также загогулинами без определенных названий. Больше всего это походило на внутренности некоего полусущества-полумашины. Впрочем, и для такого вывода надо было обладать известной долей воображения.
Художником Родриго был никаким. Попроси его кто-нибудь нарисовать свой портрет, чтобы по крайней мере мама родная узнала, — не смог бы. Неумение копировать реальный мир искупалось богатейшей фантазией, хотя Родриго никогда не мог сказать, что за конструкции или создания выходят из-под его люмографа. И все же, глядя на фигуры, которые он бессистемно состыковывал друг с другом, многие говорили: «В этом что-то есть!»
— Прошу внимания, — раздался из переговорника голос Иджертона. — Научная группа завершила исследование образцов, обработала всю имеющуюся на сегодня информацию. Полученные результаты весьма необычны. По-видимому, они окажут существенное влияние на наши дальнейшие действия. Я подготовил доклад. Предлагаю всем, кто хочет его выслушать, собраться через полчаса в комнате отдыха.
«Наконец-то они решились, — подумал Родриго, продолжая рисовать. — В сущности, Иджертон мог сделать свой доклад еще вчера. Мне ведь он рассказал о полете „Персея“, значит, был уверен, что уже разгадал загадку, связал все нити воедино. Но вообще-то принцип ученых — не торопиться с обнародованием своих открытий. Проверить, перепроверить, еще раз перепроверить… А мне он все выложил раньше времени только потому, что не удержался. Уж очень его заинтриговало столь редкое для десантника любопытство к сугубо научным проблемам. Встретил родственную душу…»