Вскоре после этих перемен, никак, впрочем, не отразившихся на Тане, в дверь ее квартиры раздался звонок. Времени было одиннадцатый час, и Таня, не сомневаясь, что это Иван, открыла дверь и, не глядя, сказала:
- Раздевайся, мой руки. Мясо в латке, каша в подушках.
- Очень кстати, - раздался знакомый насмешливый голос. - Ты всех гостей так встречаешь?
На пороге стоял ухмыляющийся Никита с кожаной папочкой в руках. Таня смутилась. Она была в переднике, тренировочных брюках, растрепанная. А на нем была моднейшая кожаная куртка, новенькие джинсы "левайс" и высокие замшевые ботинки стиля "плейбой".
- Заходи, - сказала она. - Посиди на кухне, я быстренько переоденусь.
- Пустое. Во всех ты, душечка, нарядах хороша. - Он наклонился и по-братски чмокнул ее в щеку. - Лучше ужином накорми.
Она улыбнулась, уже оправившись от неожиданности.
- Ты к Ивану или просто поужинать? - улыбнувшись, спросила она.
- К тебе, царица души моей. К тебе и только к тебе... На что нам двоим какой-то Иван?
- Все шутишь?
- Какие тут шутки; Ведь не для него я принес вот это. - Он потряс в воздухе папкой. - Он-то это видел, слышал, нюхал, осязал и кушал вдоль и поперек... Пойдем?
Они пошли на кухню, и Никита выложил содержимое папки на чистый стол. Таня, ставившая на стол тарелки, заглянула через его плечо.
-Так я тоже видела Ванькин сценарий, - сказала Таня. - Нюхала и кушала.
- Осведомлен, - кивнул Никита. - Только теперь я призываю тебя прочесть оное произведение другими глазами.
- Это какими же?
- Глазами непосредственной участницы творческого процесса.
У Тани дрогнуло сердце. Стараясь сохранить невозмутимый вид, она сказала требовательно:
- Ты не темни давай. А то с твоими подходцами всю душу вымотаешь.
- Короче, по предварительному согласованию с режиссером картины Терпсихоряном Эдгаром Арамовичем я уполномочен предложить вам, сударыня, роль... Роль - это, конечно, сильно сказано. Ролька, на грани эпизода, но надо же с чего-то начинать.
- И кто же я там буду? - спросила Таня, хорошо знавшая "Особое задание".
- Ты там будешь Лида.
- Что-то не припомню я никакой Лиды.
- Да как же? Комиссарша, председатель партячейки в ЧК, влюбленная в Илью Тарасова...
- Да она ж там и появляется только пару раз...
- А ты сразу хотела главную роль? Кстати, в этом сугубо мужском произведении нет ни одной крупной женской роли. Знаешь ли ты, что отсюда следует?
- Что?
- Что даже самая мелкая роль становится крупной. Диалектика.
- Не понимаю. Ну ладно, давай сценарий.
Пока он сидел, ел, читал с ней на пару эпизоды с ее участием, поправлял интонации, отрабатывал жесты, чтобы назавтра она предстала перед режиссером в лучшем виде, она еще храбрилась. Но когда он, уже заполночь, удалился, назначив ей свидание в двенадцать ноль-ноль у входа на "Ленфильм", она еще раз перечитала свои сцены - всего их было две - и расплакалась. Ничего у нее не получится. Ну ничегошеньки... Люди вон сколько лет учатся этому делу, институты специальные заканчивают, а она, можно сказать, с улицы пришла и хочет в киноактрисы попасть. Не бывает так.
Но роль свою, состоящую всего из шести реплик, она выучила на совесть, не спала всю ночь, утром кое-как привела себя в порядок, напилась кофе и как шальная помчалась на метро. Время она, конечно, рассчитала неправильно, оказалась в назначенном месте на сорок минут раньше положенного и слонялась по вестибюлю между входом и вахтой, читая приказы по студии и объявления месткома, поминутно поглядывая то на большие электронные часы над бюро пропусков, то на собственные, наручные, и не знала, куда себя девать. Увидев проходящего через вахту Никиту, она кинулась ему навстречу. Он хмуро посмотрел на нее.
- Ты что так рано?.. Впрочем, все равно, я тебя раньше двух Терпсихоряну показать не смогу, да и сам освобожусь вряд ли. Ты пойди пока, погуляй. Мороженого скушай.
Таня медленно пошла по Кировскому, убежденная, что никогда больше не переступит порога студии. Топтание в вестибюле и весьма нелюбезное поведение Никиты начисто отбили у нее всякую охоту сниматься в кино. Почему-то ей показалось, что ничего более унизительного ей в жизни не доводилось испытывать.
Тем не менее смотрины успешно состоялись. Таня ожидала, что попадет в зал, набитый другими соискательницами, под прожектора, под суровые очи многочисленной комиссии, но Никита длинными извилистыми коридорами потащил ее на третий этаж и втолкнул в неприметную дверь, на которой красовалась картонная табличка: "Э. Терпсихорян, режиссер". Он предстал перед Таней в полный, не слишком внушительный рост. Таня отметила кожаный пиджак, в точности такой же, как у Никиты,- униформа у них такая, что ли? - рыжие усы, крупный нос, очки в пол-лица.
- И что надо? - недружелюбно спросил Терпсихорян. - А-а, это ты мне привел эту... как ее там... Лиду, что ли?
- Да, - сказал Никита. - Знакомься: Татьяна Ларина.
- Ну ты даешь! - сказал Терпсихорян. - Одно имя чего стоит! И где ты их берешь, таких? Да еще с именами. - Он повернул лицо к Тане и буркнул: Терпсихорян, режиссер... Ну, давайте, показывайте.
- Ты сценарий-то возьми, - сказал режиссеру Никита, а Тане напомнил: - А ты не робей. Я подыграю. Сначала за товарища Зариня, потом за Илью.
Таня набрала в легкие побольше воздуху и выпалила:
- Товарищ Заринь, это что же получается, а? Уже полгода вы держите меня на канцелярской работе. Не для того я подала заявление в ЧК, чтобы протоколы разные писать. Я контру бить пришла. Прошу включить меня в группу Тарасова...
- Товарищ Лидия, - сурово прервал ее Никита-Заринь. - Мы с тобой не первый год знакомы. Видел я тебя и на баррикадах в марте семнадцатого...