Пристально вглядываясь в фиалковые глаза, сердитые и ошеломленные, он мягко сказал:
— Ты хорошо обучена. Но и я тоже.
Ее голос был хриплым:
— Нет и двадцати человек в мире, которые могли бы противостоять этому приему.
— Двадцать два. Мою сестру и меня самого обучали тайно.
Она испытывала головокружительное чувство, ощущая, что ее грудь прижата к его твердой груди, его бедра — к ее. Но она говорила ровно:
— Почему тайно?
Рука на ее плече поднялась, чтобы мягко отвести назад прядь длинных волос, а его глаза неотрывно следили за движением, пока его теплая рука не легла на ее шею:
— Мой отчим думал, что так будет лучше всего. Если бы никто не знал, что я и моя сестра можем постоять за себя, то мы имели бы преимущество.
Рейвен сглотнула, внезапно почувствовав пульсирующее желание. Она не была уверена, исходило ли оно от нее или от него. Это не имело значения.
— Почему это было необходимо? Потому что вы были богаты?
— Частично. — Его голос стал более глубоким и хриплым. — Но также и потому, что мой отчим — Стюарт Джеймсон.
Ее глаза расширились. Она, возможно, не была знакома с политической и деловой элитой, но в высших научных кругах не было лиц, которые были бы неизвестны ей.
— Я слышала его лекцию много лет назад. Он говорил нам о самых плохих сценариях развития событий. Он говорил: «Вы всегда должны ожидать самое худшее и знать, что будете делать, если это случится».
Джош медленно кивнул, его глаза остановились на ее губах:
— Он сказал Сирине и мне то же самое, когда мы были еще совсем молоды.
Рейвен вспомнила кое-что еще, и у нее перехватило дыхание:
— Его жена …, она была случайно убита, когда кто-то пытался добраться до него.
Его глаза потемнели. Джош снова кивнул:
— Это была моя мать.
Она едва поняла, что он отпустил ее запястья, и не отдавала отчета в своих действиях, когда подняла руки и обвила их вокруг его талии. Ее сердце внезапно заболело.
— Твоя мать… О, Джош, я сожалею.
— Это было давным-давно, — однако в его голосе была печаль. — Но я не забыл уроки Стюарта. Понимаешь, Рейвен, когда я понял, что наделал, и в чем ты участвовала, я сразу вспомнил те наставления. Я увидел так ясно, что Треверс мог сделать с тобой. Все способы, которыми он мог причинить тебе боль. — Дрожа, он сделал глубокий вздох. — Я не понимал…
Странно спокойным голосом, который был гораздо страшнее любой вспышки ярости, Джош сказал:
— Знаешь, я убил бы его. Если бы ты не пришла, то я пошел бы за ним. Просто я не мог допустить, чтобы он набросился на тебя.
— Джош…
Его рука запуталась в ее длинных волосах, и Джош наклонил голову, отчаянно впиваясь в ее рот. Губы Рейвен немедленно разомкнулись, позволяя его языку медленно исследовать ее рот. Она чувствовала, как всепоглощающая нежность зажигает пламя глубоко внутри нее.
И было что-то еще, что одновременно и волновало, и удивляло. Никогда в жизни прикосновение мужчины не затрагивало ее так, как это, стремительно зажигая огонь. Она знала, что любила его, но даже это не подготовило ее к мгновенному взрыву всех чувств, безумной потребности принадлежать ему.
Предыдущие годы Рейвен были слишком переполнены действительностью, чтобы предаваться фантазиям, но теперь ее воображение рисовало образы, вдохновленные требованиями ее тела. Она могла вообразить его обнаженным, во всей мощи желания, его мускулистое тело, гладкое и сильное. И ее собственное тело болело, настойчиво требуя, чтобы его сила заполнила ее пустоту.
Ее мягкий стон был поглощен его ртом, когда она почувствовала, что ее шелковое платье и его одежда перестали быть препятствием для жара их тел. Языки пламени из ее живота потекли по венам, пока она не запылала от макушки до кончиков пальцев ног.
Беспокойный жар заставил ее бессознательно двигаться, инстинктивно пытаясь облегчить растущее напряжение, ее ногти впились в его спину. Несмотря на то, что отдаленная, осторожная часть ее сознания отметила, что рядом кто-то двигается и говорит, ее это совершенно не волновало.
— Мм… Джош?
Джош поднял голову, пристально глядя в ее ошеломленные глаза.
— Убирайся отсюда, Зак, — пробормотал он хрипло, его неподвижный пристальный взгляд устремился вниз на немного припухшие красные губы, которые были приоткрыты и, казалось, безмолвно просили следующего поцелуя. И он тоже хотел этого. Боже, как он хотел этого!
— Я бы рад, — пробормотал Зак, очевидно испытывая некоторые трудности с голосом. — Поверь, я бы рад это сделать. Но у нас посетитель, и он, кажется, решительно настроен поговорить с тобой.
— Скажи ему, пусть катится к черту, — рассеянно сказал Джош, все еще продолжая пристально смотреть на запрокинутое лицо Рейвен. Он подумал, что тени для век, которые являлись частью роли, делали ее взгляд по-кошачьи загадочным. Но одновременно то женское, что он увидел в этих фиалковых глазах, и его собственные мужские инстинкты призывали унести ее куда-нибудь и спрятать ото всех навсегда.
— Не возражаете, если я отправлюсь туда, когда мне это самому будет удобно? — спросил кто-то сухо.
Джош почувствовал, что Рейвен медленно напряглась в его руках, желание исчезло из ее глаз, как если бы подул прохладный бриз, и он был удивлен, увивидев, что она слегка поморщилась, повернув голову, чтобы посмотреть на посетителя. Ее лицо выражало сожаление. Она не разомкнула объятий, но было очевидно: что-то умерило ее пыл.
Джош не потрудился посмотреть на вошедшего, ему было достаточно того, что кто-то потревожил его Рейвен.
— Кем бы вы ни были, уйдите!
— Нет, — парировал посетитель с удивительной легкостью.
В течение одного момента, когда происходила борьба между требованиями тела и врожденным чувством юмора, Джош испытывал желание зарычать «отрубите ему голову!». Не то, чтобы он это сделал, конечно. Рассуждения Рейвен о принцах и его собственные о королевствах, не говоря уже о неудовлетворенном желании, просто потушили его остроумие, решил он.
— Здравствуйте, Хаген, — тихо и подавленно сказала Рейвен.
— Рейвен. Не ожидал встретить тебя здесь. — Голос мужчины был очень мягок.
Она кашлянула. В ее глазах мерцало нелепое виноватое выражение. Раздраженный Джош решил, что посетителю лучше поскорее объяснить цель своего визита и тут же уйти, ибо его присутствие так очевидно расстраивало Рейвен.
Соответственно, Джош приготовился взять ситуацию в свои руки. И в таком своем настроении он прекрасно мог это сделать. Одной рукой он обнимал Рейвен, отступая за свой стол, затем сел и притянул ее к себе на колени.
— Джош… — сказала она голосом, в котором звучало нечто среднее между изумлением и ужасом. Хотя он не мог знать об этом, но она вспомнила нетрезвого поклонника, который бодро и шутливо ухаживал за ней в переполненном баре, и не стеснялся открыто выражать свои чувства. И подумала, что любит его в этот момент сильнее, чем когда-либо прежде.
С Рейвен на коленях Джошу было трудно сверлить взглядом вообще кого-либо, но он попытался это сделать и направил пристальный раздраженный взгляд на посетителя. То, что он увидел, не говорило о посетителе ничего хорошего.
Хаген был полным маленьким человеком, который терялся на фоне трех помощников Джоша, окружавших его. Он был не выше пяти футов четырех дюймов.[5] Костюму-тройке, в который он был одет, не помешало бы побывать в руках хорошего портного, он трещал по швам и почти неприлично растянулся на бесстыдно выпирающем брюшке. У мужчины было лицо херувима с полными розовыми щеками и маленькими блестящими глазками, а на его круглой голове была поношенная мягкая фетровая шляпа, которую отказался бы носить даже самый последний бродяга.
Потрясенный этой картиной, Джош ненадолго закрыл глаза и крепче обнял Рейвен.