— Горшок, смеющийся над чайником.[7] Разве не так? Вы работаете на Леона, что делает вас сутенером.
Внезапно Теодор схватил ее за талию. Его лицо покраснело еще сильнее, а в глазах застыло похотливое выражение.
— Сутенеры испытывают своих девушек, — хрипло заявил он.
Звонкий удар откинул мужчину назад. Он с проклятием схватился за щеку.
— Ну уж нет. Я не одна из ваших девушек. И не принадлежу Леону, к счастью для вас. Убирайтесь.
— Ты об этом пожалеешь! — дрожащим голосом прошипел он.
Со скучающим видом Рейвен направилась к бару и приготовила себе напиток. Выражение ее лица не изменилось, даже когда за спиной Теодора захлопнулась дверь. Подойдя со стаканом к окну, она остановилась и стала пристально разглядывать улицу. Рейвен продолжала играть. Но на сей раз для скрытой камеры. Она знала, что на пленке фиксировался каждый посетитель офиса Леона.
Спустя несколько секунд он вошел, а она хладнокровно оценивала, прошла ли еще одну проверку. По спокойному, улыбающемуся лицу Леона ничего нельзя было определить.
— Добрый день, дорогая. Извините, что заставил вас ждать.
— Ничего страшного. — Она наблюдала, как он убрал со стола несколько бумаг, и уловила легкий щелчок его пальцев по нижней стороне стола. Ее сознание отреагировало незамедлительно. Он выключил скрытый магнитофон? Камеру?
Спокойным тоном Леон произнес:
— Неблагоразумно, моя дорогая, раздражать Теодора.
Рейвен равнодушно спросила:
— Уж не думали ли вы, что я буду кувыркаться с ним на диване, Леон? Могу ли я предположить, что вы ожидали моего особого расположения, раз он на вас работает?
— Я просил вас об этом?
— Вот Вы и скажите.
Как всегда, в серых глазах Леона ничего нельзя было прочитать:
— Нет, дорогая, я ничего не прошу. Но Теодор — неуравновешенная личность. Вы, конечно, заметили? Вы из тех, кто выживает, и, возможно, мудрее было бы отбросить Вашу… щепетильность?
— Я так не считаю. — Рейвен отошла от окна и поставила пустой стакан на стойку. И взяла быка за рога. — Ваша компания очень приятна, Леон, но я приехала выполнить свои обязательства, а не для того, чтобы меня облапали. Мои клиенты становятся нетерпеливыми.
— Вы с ними общались?
Рейвен не полезла в западню:
— Нет, но у меня есть крайний срок, и я знаю своих клиентов.
Пальцы Леона снова забегали по обратной стороне столешницы, и почему-то это обеспокоило Рейвен. Особенно когда он продолжил разговор на тему, которую она подняла.
— Полагаю, вы хорошо знакомы со вкусами ваших клиентов?
— Я знаю, чего они хотят.
— Превосходно. Потребуются приблизительно сутки, чтобы сделать необходимые приготовления.
— Никаких продаж вслепую, Леон. — Она спокойно смотрела на него. — Я хочу осмотреть товар.
— Конечно. — Он запер стол, затем шагнул вперед, провожая ее к двери. — Я все устрою. Между прочим, дорогая, я никогда не называл вас шлюхой. Никогда больше не называйте меня сутенером.
Рейвен едва удержалась, чтобы выражение ее лица не изменилось. За спокойным тоном угадывалось серьезное предупреждение.
— Приношу вам свои извинения, Леон, — сказала она.
Джош закурил сигарету и продолжил телефонный разговор:
— Что дальше?
— А потом они пошли в ресторан, — кратко сообщил Лукас. — Только вдвоем, босс. Отсюда я могу видеть оба входа. Они все еще внутри.
— Хорошо. Сообщи мне, когда они направятся к пентхаусу.
Лукас неуверенно спросил:
— Босс, они никогда не узнают, что за ними следят, но, думаешь, это правильно? Нам приказали прекратить слежку.
— Я не доверяю так называемым «мерам безопасности» Хагена, — решительно ответил Джош. — Она в опасности всегда, пока она с Треверсом, и я хочу знать о каждом их шаге.
— Ты подписываешь чеки, — вздохнул Лукас. — Я не заметил признаков других наблюдателей.
— Меня это устраивает.
Лукас с сомнением произнес:
— Черт возьми, Джош, но эти парни профессионалы. Они могут быть повсюду, а я их не смогу засечь.
— Ты бы их заметил. — Несмотря на беспокойство, Джош улыбнулся. — И это говорит бывший полицейский, которого агенты ФБР пытаются переманить от меня многие годы? Полицейский, который в течение десяти месяцев работал под прикрытием и раскрыл цепочку наркоторговцев?
— Дела давно минувших дней, — ответил Лукас. — Я становлюсь старым и ржавым.
— Ты на год моложе меня, — мягко парировал Джош.
— Ладно. Утром и ты выглядел слегка утомленным.
— Не обращай внимания.
Смеясь, Лукас сказал:
— Выйду на связь, когда что-нибудь изменится. — И повесил трубку.
Рафферти подтолкнул бумагу через стол Джошу:
— Подпиши.
Джош покорно подписал.
Посмотрев на Зака, который находился поблизости, Рафферти сказал:
— Я легко могу что-нибудь украсть у него. Он никогда ничего не читает.
— Ты же прочитал? — рассеянно спросил Джош.
Вздыхая, Рафферти положил подписанную бумагу в портфель:
— Угу.
Джош внезапно улыбнулся:
— Думаешь, почему я плачу тебе такой непомерно высокую зарплату? Чтобы мне не надо было ничего читать. А что это было?
— Ты только что отдал определенную сумму, — вежливо ответил Рафферти.
— На что? Кому?
— На последний сиротский приют Сирины.
Джош задумчиво наблюдал за своим адвокатом:
— Если я правильно помню, в последний раз, когда она хотела учредить благотворительный фонд, ты сказал, что не поддашься на ее уловки.
Рафферти рассматривал свои ногти.
— Да. Правильно. — Встретив удивленный взгляд, он обвиняющим тоном сказал: — Даже если бы я сумел устоять, ты бы не смог. Я решил сэкономить время и подготовить проклятые бумаги.
Зак, пропустивший мимо ушей большую часть беседы, поднял глаза от компьютерной распечатки, которую тщательно изучал:
— Вы знали, что у Треверса была жена?
Джош просмотрел на своего шефа безопасности:
— Была. Она, кажется, умерла несколько лет назад?
— Да. — Зак хмурился. — Три года назад. Его яхта утонула, тело женщины так и не нашли. Здесь говорится, что в то время он был в Женеве. Полицейские считают причиной аварии взрыв котла.
— Это иногда случается, — отметил Рафферти. — Не то, чтобы я разбирался в яхтах, конечно. Мой прижимистый работодатель …
— Собирается урезать твою зарплату за такие замечания, — сказал Джош. Он вздохнул, и его мысли, которые Рейвен не покидала надолго, полностью обратились к ней. В сложившейся ситуации Джош мало что мог контролировать, и опасность, в которой она оказалась, пугала его до смерти. — Господи, надеюсь, с ней все в порядке.
— Так и есть, — сказал Рафферти твердо. — Лукас держит руку на пульсе, и ты знаешь, что он чертовски хорош.
Джош загасил сигарету и немедленно прикурил другую, стараясь почувствовать уверенность после замечания Рафферти:
— Знаю. Только … Черт возьми, все может взорваться в любую минуту. Треверс так же устойчив, как нитроглицерин. — Джош нахмурился и замер на несколько мгновений в задумчивой тишине. — Зак, можешь достать мне оружие?
Шеф безопасности посмотрел на него. Отвлеченное выражение его лица немедленно стало обеспокоенным.
— Джош…
— Какие-то проблемы?
— Нет. Но…
— Я обещаю не отстрелить себе ногу, хорошо?
Зак знал, что вероятность этого минимальна, так как Джош прекрасно умел обращаться с огнестрельным оружием. Нетерпение в голосе Джоша было очевидно, он не собирался спорить. Вздыхая, Зак пробормотал:
— Достану к завтрашнему дню.
— Спасибо.
— Я не волнуюсь за свою работу, — пояснил Рафферти воображаемому собеседнику. — Даже если Джошу снесут голову, я точно знаю, что в настоящее время Сирина является его наследницей. Она обеспечит всех нас работой на многие годы.
— Это напоминает мне… — нахмурился Джош.
— Да, — пробормотал Рафферти. — Я так и думал.
7
Очевидно, от пословицы the pot calls the kettle black. По значению близко к «чья бы корова мычала, а ваша бы молчала», «горшок над котлом смеется, а оба черны», «говорил горшку котелок: уж больно ты черен, дружок». (прим. ред.)