— А пошли его знаешь куда, — сказал Геннадий Павлович, имея в виду белочкиного мужа, нисколько не смущаясь, что разбивает семью.
Из всех троих у него был самый большой и пушистый хвост, но именно его белочка не замечала, поэтому на его конкретное предложение не отреагировала. Она представляла себе этих медведей с большими пушистыми хвостами и пыталась определить, какой бы из них ей больше понравился. Ей бы понравились оба и ещё несколько с хвостом, — у белочки Раисы Михайловны было большое, вместительное сердце. Но когда медведь Воскрекасенко опять обратился к ней с какими-то словами, она вернулась из воображаемой действительности в реальную и отрезала, как отрубила:
— Вы что, ослепли? Не видите, что я замужем?
Как будто можно увидеть, что женщина замужем, если при ней нет мужа и она не предъявляет документ.
— Ну, раз так, передай привет своему мужу, — сказал медведь Воскрекасенко, разводя лапами.
— Будьте счастливы, — сказал медведь Рабинович, разводя лапами за спиной.
А хорёк Геннадий Павлович ничего не сказал. Он был зол на белочкиного мужа, — который так нахально вмешался в его личную жизнь, и на белочку Раису Михайловну был зол за то, что она не отстояла себя для него от мужа, и он подумал, обозлевая всех: надо, надо закопать Рабиновича!
Не плачь, девчонка!
Старый Попка не дурак, в чём, в чём, а в жизни он разбирается.
И он говорит молоденькой курочке, провожая её в вечную жизнь:
— Закон вечности что гласит? Каким ты был, таким ты и остался. Каким из этой жизни уйдешь, таким навсегда останешься в вечности.
Умеет говорить старый Попка. Каким ты был, таким остался! Такое надо не говорить, а петь. Но Попка мастер разговорного жанра.
— Твои года — твоё богатство, — говорит он, и эти слова тоже в песню просятся. — Мне по моим годам и на том свете помирать, а тебе по твоим обеспечена вечная молодость.
А Курочке не хочется в вечную молодость, она ещё в этой молодости не нажилась. У неё тут есть петушок, она ему обещала снести яичко. Вы когда-нибудь сносили яичко любимому петушку?
— Не плачь, девчонка! — утешает её старый Попка. — Ты же уходишь в вечную молодость. А что говорить мне, старому индюку? Меня спросят: где ты прогулял свою молодость? Где ты её промотал, профинтил? И что я отвечу? Может, меня вообще не пустят в вечную жизнь. — Старый Попка всхлипнул. — Конечно, молодым везде у нас дорога (петь это надо, петь!) в том числе и дорога на скотобойню, а куда старикам деваться? — Он заплакал: — Увяданьем старости охваченный, я не буду больше молодым…
Ну откуда, откуда он берёт такие слова?
И Курочка его утешает. Говорит, что для него ещё тоже не всё потеряно. Его опыт, его знания могут пригодиться и там…
Так говорит Курочка. И забывает про яичко. И про петушка забывает. И бодрым, весёлым шагом уходит в вечную молодость.
Лестница с обратным ходом
Когда плотник влюбится, он становится столяром. Когда столяр влюбится, он становится резчиком по дереву. Невлюблённый человек — это самая низкая квалификация.
И вот жил в одной стране плотник. Скучно ему было без любви. А где взять любовь? Любовь на дороге не валяется, а если валяется, то она называется иначе.
Ходил, искал женщину, которую примерно можно полюбить. Не до печёнок, а хоть до радужной оболочки, не задевая зрачка. Одни сапоги стоптал, другие, а на третьих — стоп! А кто это у нас на втором этаже в окошке? Сидит, мордочку выставила, подперла кулачками и смотрит мимо всего, будто её не касается.
Но добраться до неё — проблема. Второй этаж. Можно, конечно, в дверь, но в дверь у нас ходят законные мужчины, а просто влюбленные — только в окошки.
В этом суть вопроса. Лестниц в то время ещё не изобрели. Выйдешь вечером из дома — по всей улице прыгает народ. Кто такие? Они и есть, влюблённые. Подпрыгивают, чтоб до нужного этажа допрыгнуть.
Некоторые допрыгивали. До второго этажа, до третьего реже. А уж до четвёртого, до пятого — только в мечтах. Чем выше любовь, тем до неё труднее допрыгнуть.
А плотнику много не надо. Второй этаж. Но он и до второго не влюблен, чтоб прыгать своими ногами.
Пошёл домой, изобрёл лестницу. Притаранил под второй этаж. А тут и девица высунулась из окна до лучшей половины. Она давно мечтала, чтоб до неё кто-нибудь допрыгнул. Сядет у окна, подопрёт кулачками головку, чтоб не сильно кружилась от мужчин, и замрёт в ожидании. Но никто до неё не допрыгивал, все пропрыгивали мимо. До третьего, некоторые до четвёртого, — эти насмерть влюблённые, смерть внизу их уже поджидала.