— Я — Аня, — услышал я за спиной.
Борясь с приступом боли в ноге, я посмотрел снизу вверх. Примерно моего возраста, короткая стрижка, копна русой чёлки слегка прикрывает глаза. Зелёные глаза. Зелёные? Я только теперь заметил зелёное, как трава, небо, покрытое каким-то то ли туманом, то ли дымом, сквозь который иногда проглядывали лучи солнца. Только теперь я увидел — на небе не было ни одной птицы, на улице — ни одного зелёного листика, ни одной травинки. Аня протянула мне руку:
— Я тебе помогу.
Аня, не произнося ни слова, практически тащила меня на себе. Все мои попытки заговорить обрывались улыбкой и фразой: «Потерпи, ещё чуть-чуть».
Боже! Какие же это были трущобы! В развалинах бывших домов, среди мусора и вони, разжигая в бочках костры, жили люди. Люди? Скорее обросшие грязью существа. Невозможно было узнать — мужчина это или женщина. Аня притащила меня в комнату одной из этих развалин. Насквозь потрескавшийся в некоторых местах потолок опасно нависал над бетонным полом, на стенах кое-где можно было уловить еле видимый след обоев в цветочек. На окнах с разбитыми стёклами красовались пожелтевшие занавески с выцветшим рисунком когда-то красных коней. Аня уложила меня на грязную кровать и уселась рядом.
— Как ты вырос, — вдруг с улыбкой произнесла она.
— Мы знакомы? — поинтересовался я.
Аня только улыбалась и молча смотрела на меня.
— Началось!!! Началось!!! — вдруг послышалось за окном. Я недоумённо посмотрел на Аню, она взглядом показала мне на окно и вверх.
Я выглянул. Судя по всему, наступала ночь, так как уже было довольно-таки темно. Люди пристально смотрели на потемневшее зелёное небо. Я посмотрел туда же.
Туман на тёмно-зелёном небе постепенно, словно занавес, расползался в стороны. Сначала я увидел белых-белых птиц. Они резво неслись по синему освещённому небосводу. Я смотрел наверх, но видел всё как будто с высоты птичьего полёта. Сначала — золотую верхушку купола, потом — вторую, потом появились и сами купола, величественно сидящие на белых стенах какой-то часовни. Я замер. Зелёный туман расползался всё шире, открыв взору яблоневый сад, тропинки, озёра. Потом появилось море с белым пароходом, вокруг которого резвились чайки. Океан. Всё это двигалось, жило, вращалось. Моя нога сразу перестала болеть.
Я вскочил и побежал на улицу. Я кричал:
— ДОМ! Это мой ДОМ! Это Земля! Вот мой ДОМ!
Я видел всё, как видит птица, я видел всё, я знал всё, я всё это любил и очень хотел туда. Очень.
Но зелёное небо снова заволокло собой эту красоту, повергнув меня во тьму.
Почувствовав на своём плече руку, я обернулся.
Аня, слегка потянув меня за рукав, ласково попросила пойти в дом. Я снова рухнул на эту грязную кровать. Рядом села Аня.
— Где я, Аня? — тихо спросил я.
— На Земле, — ответила Аня.
Я пристально посмотрел на неё.
— Каждая твоя мысль создаёт миллиарды новых миров, новых земель и новых жизней. Всё это такое же реальное, как и ты. То, что сейчас ты видел, — это рождение ещё одной новой вселенной. Прекрасное зрелище, правда?
— Но… — несмело начал я, — там так красиво, а здесь…
— А здесь, — грустно улыбнулась Аня, — а здесь все оставленные. Мы с радостью встречаем новую вселенную и с грустью объединяемся с ней, когда… — Аня с тоской посмотрела на меня, — когда и её забывают.
Я присел на кровати.
— Помнишь? — вдруг обняла меня Аня. — Когда я заболела, ты нарисовал мне рисунок: город под почему-то зелёным небом?
Я отчётливо вспомнил. Лучшая подруга Аня. Как я мог не узнать? Как я мог не узнать эти глаза, это зелёное небо?
Я крепко обнял её, плача, словно дитя, целовал её грязное лицо и снова обнимал. Аня! Анечка!
Когда хоронили Аню, чтобы как-то облегчить моё горе, мама подошла и сказала, что Аня всегда будет жить, пока я её помню. Я зажмуривал глаза и строил для Ани целый город. И площадь, и эти дома, и много-много людей вокруг, чтобы моей Ане не было скучно. Я поселил её в светлую комнатку с обоями в цветочек — прям так, как ей бы понравилось. А из своего окна она могла бы видеть то, что вижу я, и так… так Аня была жива.
Годы шли, и воспоминания об Ане затирались новыми. Новые мысли, новые образы, люди, события, другая жизнь. Я забыл о ней. Теперь, сидя в этом разрушенном мире, который когда-то в детстве я создавал для Ани, продумывая каждую деталь, я не мог поверить, что всё это натворил я.
— Анечка… — слетело у меня с губ.
Она крепко обняла меня, поцеловала в щёчку, как когда-то, и произнесла:
— Тебе пора, родной.
— Нет, Аня, нет. Не хочу. Ань, нет! Нет! — кричал я, когда открыл глаза. В моё окно прокрался луч солнца — бесцеремонно забравшись ко мне на кровать, он, как кот, устроился на моей груди. Когда я откинул одеяло, то увидел огромный синяк во всю ногу.
Я был уверен, что это был не сон.
Аккуратно убрав траву и помыв гранитный камень на могиле Ани, я уселся создавать для неё новый дом, где будет много-много людей, чтоб было не скучно, где будет много-много домов под ярким-ярким солнцем. Посажу тебе, Аня, много-много деревьев и не забуду поселить у тебя в мире птиц. Поверь мне, Аня. Теперь я тебя точно не забуду.
Послесловие
Никогда не забывайте ушедших. Они правда живы, пока мы их помним, и пытаются жить даже тогда, когда их вдруг забывают.
Помяните.
Spasibo
Мог ли я когда-нибудь предположить, что настанет время и я буду здесь? За этим грязным брезентом скрывается моё будущее. Какое оно? Куда привезёт меня этот ухающий на кочках грузовик? Когда я смотрю сквозь щели в брезенте — вижу хоровод деревьев, лежащее на них дождливое серое небо. Я чувствую запах грязи и слышу незнакомые голоса. Я их не понимаю, и… это моё настоящее. Всего лишь мост между прошлым и будущим. И теперь на большой скорости в этом ухающем грузовике я еду навстречу своему будущему, удаляясь от своего прошлого.
Когда мне было десять лет, дед подозвал меня и сказал:
«Я знаю одно очень важное русское слово. „SPASIBO“. Теперь я не помню, что оно означает, но в нашей заброшенной вьетнамской деревне, где основным источником жизни и пропитания являлась земля, а близлежащая школа находилась примерно в 650 километрах, достоверное иностранное слово у местных мальчишек возводило меня в ранг элиты. Поэтому от всей своей детской души везде и всюду я произносил это русское красивое слово „SPASIBO“».
Всей деревней собирали мне средства. После того, как пришло сообщение, что идёт набор на работу в России, никто даже не усомнился, что туда должен был ехать именно я. Ведь я один мог говорить красиво «Spasibo», и только я знал перевод этого слова, вернее, забыл, но это было уже неважно. Теперь, заплатив круглую сумму, которую собирали всей деревней, на, как нам сказали, дорогу и проживание в первое время, я собирался в страну своей мечты. Разве может быть плохой страна, где есть такое красивое слово «spasibo»?