— Слава Богу! Дождался благодарности! — сокрушался Ангел-Хранитель, сидя у телевизора и вытирая пот. — Иди домой, несносный! Досталась же мне работёнка.
Дождавшись, когда мальчишка будет в полной безопасности, Ангел выключил свой телевизор. Весь день этот мальчишка делает всё, чтобы Ангел не сидел без дела. То на дорогу выскочит, то на крышу залезет, то нагрубит головорезам. «Сорванец», — горько подумал Ангел и вслух произнёс:
— Вот ведь вовсю пользуется тем, что люблю.
Устроившись удобнее на своей кровати, я анализировал свой день. Столько раз чуть не умер…
Я глубоко вздохнул. Мой Ангел-Хранитель точно меня любит. Уже засыпая, я услышал:
«Вот ведь вовсю пользуется тем, что люблю». Я улыбнулся. Взаимно!
Вопреки
Нестерпимо пахло горелым. По выжженному полу, слегка дрожа, ползла тонкая струйка света. Рассекая на мгновение темноту, она медленно, но уверенно продвигалась вперёд, освещая горелые стены и весь мусор, что оставил пожар. Я сидел между двумя стульями, дрожа. Только бы не нашли. Мой язык пересох и опух, поэтому рот не закрывался. Я чувствовал, как где-то под корнями волос проступила влага, и теперь эта маленькая речка скользила к кончику моего носа, вызывая непомерный зуд и желание непременно пошевелиться. Но надо сидеть тихо. Нельзя, чтоб меня увидели. Я теперь вне закона. Вне закона, морали, людских принципов и даже вне закона физики. Я вне. И теперь остаётся только вглядываться в медленно ползущую струю света и сидеть тихо, чтобы не нашли.
— Брехня всё это, нет здесь никого.
— Да точно тебе говорю, есть. Алекс не станет врать.
— Да не бывает привидений. Пошли отсюда, здесь опасно. Я тебя очень прошу, пошли.
Я следил за струйкой света, которая на секунду остановилась, потом резко дёрнулась и повернула назад, туда, откуда пришла. На секунду моё лицо охватил свет, и я закричал. Уходить. Пора уходить. Я вскочил со своего места и пошёл на источник света. Я не слышал криков. Свет будто замер. К запаху гари добавился запах мочи и пота. Запах ужаса и отчаяния тех, у кого я теперь вне закона. Проходя сквозь одного из людей, я на секунду задержался в его теле. Ммм. Жизнь. Прости. Я не хотел напугать. Оказавшись за пределами света, я с тоской обернулся назад. Глупые люди. Если, по их мнению, я не существую, значит, и быть меня не должно. Тьфу.
— Ты уже пятнадцать лет назад как сгорел в этом здании, — сказал мне мой Ангел-Хранитель. — Зачем ты туда ходишь пугать людей всё это время?
Я с улыбкой посмотрел на него:
— Пусть знают, что я есть. Я есть не по их законам.
А вопреки.
Зеркало
Раньше, глядя на людей, которых нормальные люди зовут странными, я задумывался, что может такое произойти, чтобы человек сошёл с ума. А сколько тех, кто сошёл с ума по-тихому, в одночасье, в кромешном одиночестве?
Я пристально смотрел в зеркало. Кто я теперь? Кем я был и кем буду? Меня ли отражало зеркало или нет?
Я потёр отражение, желая растворить его, оставить лишь то, что я закрывал собой. Свет. Я закрывал собой свет. Сколько прошло времени? Кто я теперь? Кем был и кем буду? Дышать становилось всё труднее. Меня ли ты отобразило, зеркало? Это и есть я? В этом весь я? Покажи мне меня! Покажи! Покажи!!! Раствори меня, как сейчас этот дым растворяет мою кровь, заполни меня мной, как этот огонь заполняет комнату. Выпусти меня! Выпусти! Выпусти!!! Мне больно! Я стал колотить отражение, чтобы ему сейчас было так же больно, как мне! Так же страшно, как мне! Огонь ест мои ноги! Мне больно!!! Больно! Я закричал и, теряя сознание, сквозь дым увидел людей.
— Бедняга, — сказал человек в белом халате. — Уже который год он думает, что гибнет в пожаре.
— Спаси, Господи, — перекрестился второй. — Человек каждый день просыпается в аду.
До физической смерти
В тот день, когда разноцветная публика, туда-сюда снующая мимо тебя, ещё раз покажет, что ты не там, не в их празднике, в тот день, когда зима в весну пытается выплакать то, что ещё не успела, ты вдруг слышишь какой-то треск. Ты начинаешь оглядываться вокруг — не дерево ли падает, не дом ли рушится, и вдруг понимаешь — ломаешься ты. Это ты сам перестаёшь быть единым целым, это ты распадаешься на миллиарды стонущих осколков. Это всё ты. Сначала ты хватаешься за воздух, чтобы не упасть, открываешь рот, будто рыба, выброшенная на берег, но довольно скоро приходит осознание — всё. Ты мёртв. Тебе всё равно. Лишь только ноги устало и с болью перебирают неровности асфальта, чтобы донести тело до места назначения.
Ненужное пустое тело в ненужном пустом мире. Ты смутно догадываешься, что в тебе ещё есть какие-то тлеющие осколки тебя самого, которые пытаются доказать тебе, что ты есть. Показывают синее небо, пение птиц, разноцветную толпу, но… Но тебе всё равно. Равнодушно смотришь на часы: «До физической смерти осталось…» Но уже не болит.
Всё умерло, умер ты. И самая несправедливость в этом пустом мире в «до физической смерти осталось…»
Метровые истории. Вагон примадонн
(Случай из жизни)
В последнее время, по множеству обстоятельств, мне часто приходится ездить на метро. В принципе, мероприятие не приносит какого-то дискомфорта, потому как направление не загружено (так думал до сегодняшнего дня). Сидишь такой себе, книжечку читаешь. Сегодня у книжечки села батарейка, в интернете село настроение, сел и я на людей посмотреть. Обвожу взглядом публику присутствующую — ой, как много людей. Тем лучше, думаю. Есть кого рассматривать. Тут взгляд мой привлекает нависшая надо мной тень. Поднимаю глаза. Наверное, девушка. Наверное, девушка — великолепный художник. Ну, по крайней мере, брови чёрным фломастером на весь лоб нарисованы мастерски. Из-под шапочки а-ля растаман на плечи ниспадают оранжевые волосы. Опускаю голову вниз: штаны а-ля бойфренд, ботинки а-ля «люблю военных», под расстёгнутой курткой толстовка: «Не твоя». Я наконец решаюсь взглянуть в глаза. В щёлочках, толсто обрисованных тем же фломастером, читается искреннее недоумение: как ей, красоте такой великой, место не уступит вот этот вот урод, что битые десять минут любуется её красотой, положив свою челюсть на коленки. Дыхнув на меня ароматом пепельницы, это чудо произносит:
— Может, ты уже наконец встанешь?
Подобрав челюсть и обведя языком пересохшие губы, отвечаю:
— Я уж лучше на конец встану, — и опускаю голову, тут же притворившись спящим.
Не знаю, скрипели ли это колёса вагона или её мозги, но через какое-то время, услышав «пошляк», получаю увесистый удар по башке сумочкой.
Чтоб моя шутка про конец не закончилась концом жизни, я геройски сбежал на первой же станции. Пока не восстановил права, решил ездить на такси.