— Ну, Тишка, вот это у тебя молодцы так молодцы… Почему бы им не потрудиться на пользу колхоза? Почему бы не двинуть их на крысиный фронт?
А какие котята фронтовики? Глаза еще недавно прорезались. Молоко из-под мамки сосут.
Тишка накрыл котят подолом рубахи:
— Не дам!
Иван Сергеевич Гомзиков нахмурился:
— Ох, защитник какой выискался… Котят ему, понимаешь ли, жалко, а колхозное зерно на сушилке не жалко? Ты, Тишка, подкулачником растешь, не колхозником. У тебя зимой снегу не выпросить. Ты вот нынче в первый класс пойдешь, так с тобой, скупердяем, никто и сидеть рядом не будет…
Совсем застыдил Тишку. Тишка уж и не рад был, что заступился за котят. Но им ведь не то что с крысой, с мышью еще не управиться… Как же Гомзиков-то, взрослый человек, не поймет этого?
— Ну ладно, Тишка, — неожиданно сдался Гомзиков, — своих жалко, так пробегись по деревне — чужих собери. Да мелюзги не трогай, тащи на сушилку котов покрупнее, побоевитей.
Сушилка белела за рекой свежеоструганными стенами. Ее построили прошлым летом, и она не успела еще заветреть, из ошкуренных бревен до сих пор выкипала смола. Тишка вместе с братом не раз бегал туда собирал щепки для самовара и всегда примечал, что обманно чистые слезы смоляной накипи кого-нибудь, но обязательно притянули к себе: то они клейко пленили мохнокрылую бабочку, то длинноногого паука, то комара-пискуна, умудрившегося прильнуть почему-то крылом и безрезультатно пытавшегося с помощью второго крыла оторваться от липучей стены.
А крыс эта смола не испугала, хоть и говорят, что они боятся хвойных деревьев, никогда не селятся в ельнике. Сушилка же собрана из еловых бревен, она еще и сейчас хвоей пахнет, а крысы, видать, почуяли и другой запах — запах хлеба. И он переборол в них испуг. Видишь, Гомзикову пришлось по деревне бегать, кошек по домам собирать.
Вообще-то сушилка — дело не гомзиковское. Гомзиков, правда, как бригадир над нею начальник. Но сушильщиком работает Федюнин Василий Сергеевич. Да не повезло мужику — в самую горячую пору свалился, подхватил воспаление легких. Теперь вот бригадиру приходится и за него крутиться. Сушилка — не прежний овин, кому-нибудь ее не доверишь, знающий человек нужен, понимающий толк в современных машинах. Они, конечно, и есть, такие люди, но в уборочную все расставлены на нужных местах, никого не оторвешь от работы.
Так что, Гомзиков, хочешь не хочешь, а и федюнинскую лямку тяни. Да лямка-то оказалась изъеденной крысами. Что-то Федюнин не проговаривался раньше о них. Наверно, спал много, не замечал.
А Гомзиков решил дать им сражение.
* * *
Кошки были запущены в помещение сушилки. Гомзиков с Тишкой — оба с исцарапанными руками — сидели на крыльце. От реки, трепетно стуча крылышками, время от времени налетали стрекозы-коромысла, садились на прогретые солнцем стены, от которых сомлевше пахло смолой. Гомзиков жаловался Тишке как большому:
— Порог, понимаешь, переступаю, а они из-под ног — врассыпную. Да здоровущие, как поросята. Мне даже страшно сделалось… Чуть обратно не поворотил.
Тишка и сам не то что побаивался, но чувствовал себя неуютно, когда видел крыс. Остромордые, с длинными чешуйчатыми хвостами, с голыми, будто ощипанными, ушами, они с перепугу могли броситься человеку под ноги и до полусмерти испугать кого хочешь.
Тишка однажды пришел к матери на ферму, и та отправила его в кормозапарочную за концентратами. Тишка едва дверь открыл, как из деревянного ларя выскочила крыса, да, не разобравшись, где что, кинулась Тишке прямо под ноги. Пробежала по босой ступне, будто крапивой ожгла. Тишка выронил ведро, которое собирался нагрузить запаренными концентратами, а крыса, испугавшись звона, с налета ударилась в дверь и унырнула в образовавшуюся у косяка щель. Тишка долго стоял ни живой ни мертвый, сердце почти у горла колотилось. Он потом в кормозапарочную, прежде чем войти, кулаком стучал. А ногу, будто в проказе она, целую неделю керосином смазывал.
Он вот и теперь сидел на лесенке у сушилки и спиной ощущал неприятный холодок, будто дверь могла ни с того ни с сего открыться и выпустить на улицу крыс.
— Год, видно, тяжелый будет, — рассуждал уже сам с собой Гомзиков. — Оттого они так и активизировались…
— Какой тяжелый? — не понял Тишка.
— А вот примечай, — поднялся Гомзиков и указал рукой на березу. — Если листья у нее осенью начинают желтеть с верхушки, то весна будет ранняя, а если снизу, то поздняя. Значит, кормов надо запасать больше. Звери, смотри, это хорошо чувствуют.