— А у меня вот так, — чуть не ревел Алик, — я что, виноват, раз у меня искажение слуха?
Да нет, конечно, не виноват. Только раньше не замечал никто такого дефекта, и Алик на свои уши ни разу не жаловался.
— Неужели я позориться перед вами стал бы? — наступал Алик. — Да я и сейчас-то, может, потому признался, что вопрос о жизни и смерти вашей встает… Подведу всех — меня же и обвините… Так уж лучше не рисковать…
Ох! Что и говорить, рисковый парень. Не приведись никому слышать это нытье. Конечно, можно бы применить армейское правило: не умеешь — научим, не хочешь — заставим. Но пока погодим. Впереди — еще длинный путь. Неизвестно еще, чего подсунет дорога. Лучше ссоры не заводить, сделать вид, что поверили…
— Володь, идите вдвоем, а я тут вам покричу…
Алик оживился, спросил деловито:
— И нам кричать?
— Ты можешь поберечь голосовые связки… Без тебя управимся.
И ведь только тремя вешками и успели перемениться, как Митька почувствовал: откуда-то тянет холодом. Будто на земле лежал какой-то огромный зверь и дышал на них промозглым, настоянным на приречных травах воздухом. Охо-хо… Неужели в луга выходим? Лес и в самом деле пошел под уклон. Под ногами хвойная и моховая подстилка сменилась травой, сначала редкой и мелкой, а потом уж и по колено и по пояс даже.
Митька боялся поверить себе: река? Нет, не журчит водичка, не слышно. А трава — уже по шею ему, утонуть в ней можно. Ну, утонуть не утонешь, а искупаешься, это уж точно — штаны намокли, хоть выжимай.
Эх, где наша не пропадала! Не ворочаться же назад. Митька пустил впереди себя корзину, чтобы она обивала с травы росу, и пошел напрямую. Лес остался уже позади, потянулись кусты ивняка, но и они вскоре расступились, открыв уставленный невысокими стожками сена лог.
Здесь было светлее, чем в лесу, даже можно разглядеть, как потемнели от влаги штаны, как у Вовки с левого рукава свисали лентами лоскуты рубахи. Наверное, изорвал, когда лазил на дерево, а может, по дороге за сучок зацепился.
Небо выстуженно бледнело, оросившись звездами. Где она, миленькая, Полярная?
Батюшки, да и не за спиной вовсе, а впереди по курсу. Вот это ковш Володенька отыскал… Этим бы ковшом да ему по затылку!
И Володька понял свою промашку.
— Ну, ребята… — только и выдохнул.
Вот тебе и «ну»! Не выйди в этот лог, так переставляли бы вешки до утра. Вот когда озноб-то прокатился по Митькиной спине — зубостучный, не чета тем мурашкам, какие высыпали, когда филин кричал.
Ой, Володька, проверять тебя надо, оказывается, во всем…
Дрожь не давала Митьке выговорить и слова, того и гляди, прикусишь язык.
Он затоптался на месте, сделал вид, что греется. А у самого пот выступил, лицо покрылось испариной. Смахнул ее рукавом — и снова топтаться.
Ну, может, днем и разобрались бы, что к чему, по солнышку б повернули назад. Но еще неизвестно, какая погода ждет их завтра. А вдруг дождь занудит? Вдруг облаками все небо затянет? Что тогда?
И Алик, сообразительный мальчик, наконец разобрался, что Полярная звезда впереди:
— Ребята, мы же не туда шли..
— Ладно, не вякай, — осадил его Митька, и — диво! — дрожь унялась. — Шли не туда, а пришли куда надо.
Самое главное, что шли, не сидели под деревом. А раз шли, да еще тем более по прямой, кругаля не делали, — где-нибудь да выскочили бы на приметное место. Не в Ночную, так в Козленков лог, не в Козленков лог, так на Широкую просеку, а не на Широкую просеку, так на Николинскую дорогу. Вешки куда-нибудь, но вывели бы. А вот под елкой-то остались бы ночевать, неизвестно, чем все закончилось бы. Так что, Алик, тебе лучше помалкивать. Володька оплошал, а кто на его месте оказался б глазастей? То-то и оно…
Шли не туда, а пришли туда, куда надо…
Конечно, лесом — без дорог-тропок — и по правильному б ориентиру они нахлебались бы киселя, пока б деревню свою не увидели.
А тут все же лог. Кошеный. Лог к реке выведет, река — к деревне. И по кошенине идти — не по кустам. Вот только мокрые штаны к ногам льнут и ноги мерзнут.
— А ну, штаны выжимать! — скомандовал Митька. — Снимай, снимай, не стесняйся.
Отжали воду, теплее стало. И услышали: а ведь журчит ручеек, бьется где-то водичка, не умолкая, катится.
Так куда ж они все-таки выбрались? В Козленков лог — о, это несусветная даль! — или в истоки Ночной — это тоже неблизко, но все же не в тридесятое царство?
По берегам ручья плотными зарослями стоял черемушник — кисти с ягодами прямо просились в рот. Но Митька шел, не тянулся к ним и, если они зависали над лицом, отодвигал их рукой — знал железное правило: не ешь черемуху в лесу, пить захочется. Конечно, вода здесь рядом, но вдруг выберутся они на проселочную дорогу и придется топать по ней до ближайшей деревни километров пятнадцать — умрешь от жажды.