— Топор,— говорил он,— главное у нас орудие. Одним только топором можно и дом поставить, и спицу вязальную или крючок изладить.
Лешке же топор казался неуклюжим и непослушным. Рука уже к обеденному перерыву немела и бессилела окончательно.
Справедливо полагая, что плотнику не обойтись без столярного ремесла, Аннушка учил товарищей и его премудростям. Однако если Лешка еще мог вырезать одинарный шип или выдолбить паз и соединить доски в шпунт или даже посадить на «ласточкин хвост», то крепление, скажем, «на ус» со шкантами — вставными круглыми шипами — или скрытый, впотай, шип были для него явно недостижимы.
Ясно, что на работу попроще и погрубее Аннушке не хотелось ставить искусных ребят — туда толкал он учеников. Со временем Лешка неплохо приноровился к продольной пиле на резке досок, особенно нравилось ему работать верховой, но чаще приходилось орудовать поперечной. Впрочем, и там и тут спину и руки \ ломило не хуже, чем на валке леса.
Аннушка распоряжаться не умел — больше просил, при этом стесняясь своих просьб.
— Надо бы, ребята, углубить вот здесь пазы. Сделаете?.. Ты, Леша, не сходишь в лес? Лиственничку сухую надо, сантиметров на двадцать.
Тут уж Лешка ни огрызнуться, ни отказаться не мог. Доброе слово всегда его гнуло.
Сам Аннушка делал работу потоньше, хотя и от грубой не отказывался, и все получалось у него играючи. Как-то Слава не то из лести, не то искренне похвалил его даже как бы с удивлением:
— И отчего так ловко у тебя все делается?
— Какая же тут ловкость! — улыбнулся Аннушка довольный.— Вот посмотрел бы ты, какой у нас на Урале дом под Невьянском. Батя, он столяр-модельщик был, такую резьбу, такие кружева наплел — специально поглядеть приезжают. В «Огоньке» даже фото было. Вот то — ловкость, мастеровитость настоящая. А я хоть бате и помогал, до того умения далеко не дошел.
— Так ты тоже уральский? — сорвалось у Лешки.
— Ну. А ты?
— Я в Верхнем Тагиле родился.
— Да ты чо? — обрадовался Аннушка.— Выходит, земляки, и совсем не дальние. Бывал я, леса у вас там хороши...
Лешке почему-то не захотелось признаваться, что уралец он липовый и леса ему не милы, но вмешался Слава:
— Ты ж, Новожил, говорил, из Казахстана.
«Чего ж мне крутить-то? — усовестился Лешка.— Чуть что — и родную степь предать готов?» — На Урале-то я, можно сказать, не жил,— признался он.— С малых лет отец па целину увез. Мне не лес — степь роднее.
— Ну нет,— сказал Аннушка,— я вот без леса не могу. Голо без него, пусто... А вот ты, пода, по степи скучаешь.
— Скучаю,— глухо отозвался Лешка...
А на просеке тем временем дело подвинулось изрядно. Десантники и ребята, шедшие им навстречу с Тунги, все сближались, сближались и наконец подошли друг к другу почти вплотную.
Аннушка с утра сказал:
— Снег будет. Видите, облака против ветра прут.
И верно, к обеду повалил густющий снег. Падал он мягкими, очень крупными хлопьями. «К оттепели»,— определил Аннушка; очень любил он предсказывать погоду.
Всей бригадой двинулись они на просеку. Интересно ж на новых людей посмотреть.
Только к главному-то событию ребята опоздали: обе группы давно соединились. Еще с утра они обменивались «лазутчиками», потом и вовсе перемешались, а уж кто валил и обрабатывал последние деревья — было и не разобрать.
Когда подошла бригада Аннушки, обе группы, уже пошабашив, в густой снежной замети двигались к вагончикам. Шли улыбчивые, с разговорами, полушубки и ватники, залепленные снегом, были небрежно расстегнуты, покойно и горделиво лежали на плечах пилы и топоры. Надя Голышева, окруженная незнакомыми парнями, что-то рассказывала им и хохотала. «Освоилась!»— с неясной неприязнью подумал Лешка.
За людьми неторопко ползли тракторы с тяжелыми санями-волокушами, на которых лежали тюки какого-то груза, и с вагончиками, поставленными тоже на сани. Вагончики были Лешке незнакомые — большие и светлые, обшитые алюминиевым листом.
— Таллинские,— сказал Аннушка,— самые удобные.
— Комфорт! — вскричал Слава.
— Рио-де-Жанейро! Мадагаскарр!
А вдали, совсем не различимые в белой толчее снежных хлопьев, взревывали бульдозеры — расчищали зимник, по которому позднее должны были пойти грузовики. Это уж не то, что одинокий вертолет в небе. Сила!