Тут Лешка и трудился, работая в основном лопатой. Аннушка звал обратно в свою бригаду плотничать, да попутал Лешку черт — отказался. А все из-за Антохи Пьянкова.
Этого мужиковатого парня Лешка уже давно не любил, и, видимо, тот Лешку тоже. Правда, ни в чем особо они не сталкивались, не ругались, только подъедали один другого. Когда Аннушка сказал: «А что, давай к нам обратно, плотником станешь»,— Лешка готов был согласиться.
А Антоха сказал:
— Ох, любит этот Новожил тепленькие местечки. То, понимаешь, плакатики пишет, то у прораба в сарайчике греется.
Это он намекал на то, что Дим Димыч привлек Лешку к работе в своей «лаборатории». Так называл Преображенский сараюху, где вел поиски отделочных материалов. Все для кафе старался. Мудрил он с пенопластом, стеклопластиком, с обычной березой. И уговорил Лешку помогать ему. Только ведь знали, что колдуют они там совсем бескорыстно, по вечерам, после работы. И Антоха прекрасно знал. А все же подначивал:
— Погреться, понятно, приятно, не то что на дороге лопатой вкалывать. Мозолей не наживешь.
Ох как хотелось Лешке вмазать по небритой, щетинистой морде Антохи! Но он сдержался, даже улыбнулся — ему казалось: ядовито.
— Ты уж лучше о своих ручках, Антошенька, побеспокойся. Мои выдержат. На дороге работать и буду.
Вот и работал, А мозоли и верно его уже не пугали: затвердели, что подметки на сапогах. И утешал себя Лешка тем, что Аннушка звал не по делу — просто из жалости, по приятельству. А ведь все равно из Лешки плотник никакой. Хоть тут, хоть там — подсобный рабочий, не больше...
Денек выдался славный, с синим небом, солнце светило, ио вдоль просеки сквозил забористый ветерок, пробирал как полагается. Бросать и бросать, разравнивая, щебнистый грунт уже к середине дня становилось тяжко, а ветерок подгонял: на таком не очень постоишь без движения. Лешка и не стоял, тем паче что напарник его, медлительный толстогубый Ванята Пронин, хоть и пыхтел старательно, был весьма не проворен.
Болото вокруг взблескивало на солнце растаявшими хлябями, а по кочкам, на прошлогодней траве, еще цеплялся снег. Я в лесу за просекой все белело, только снежное покрывало почти повсюду было иссечено и разодрано широкими расплывающимися следами тракторных траков.
Привычно, краем глаза, Лешка заметил очередной самосвал и сразу определил чей. Ссыпав грунт, Антоха Пьянков вылез из кабины, обошел машину, покрутил головой — вид у МАЗа прости господи: ни сантиметра без грязи,— потом вразвалочку двинулся к ребятам.
— Закурить у вac, понятно, нету? Свои утопил, к дьяволу эту болотину!
— Старый приемчик,— ухмыльнулся Лешка.
— Некурящий я,— сказал, будто извинился, Ванята.
Антоха скучно огляделся, сплюнул и сказал Лешке через плечо, небрежно, будто разрешение давал:
— Ты вкалывай, вкалывай.
— Ладно тебе командовать! — вдруг озлился Лешка и, сам не зная почему, брякнул: — Я тут, кстати, последний день.
Ванята Пронин даже не поленился поднять голову и бросил на напарника недоумевающий взгляд. Лешке стало стыдно. С чего это он сморозил? Почему он тут последний день? Антоха теперь житья не даст.
А тот длинно и непонятно похмыкал, сплюнул еще раз и двинулся к подкатившему самосвалу Тимки Грача стрельнуть все же сигарету. Закурили они оба.
— Плывет наша дорожка,— озабоченно повел длинным носом Тимка.— На сколько же эта прорва вниз идет?
— А леший ее знает,— откликнулся Антоха.— Говорят, до шести метров местами доходит, гвозди ее в бабушку! Дай-ка вторую, про запас. Утопил я свои...
Сзади загудел третий самосвал, закричали:
— Эй, не задерживайтесь, не курорт!
— И де каторга, подождешь! •— рявкнул Антоха.
Нетерпеливый шофер, видать, рисковый парень, двинул свою машину в объезд и, может, ухитрился бы объехать, но тут случилось нехорошее.
Трактор, шедший навстречу, вдруг, словно испугался, вильнул в сторону и скользнул с бревенчатого настила. С отчаянием тракторист рванул рычаги, засуетился, но было поздно: цепляясь гусеницами за ошкуренные траками бревна, тяжелая машина сползала носом в топь.
— Назад, наза-ад! — заорали все, но тракторист с перекошенным лицом уже выбирался из кабины.
Тяжко всхлюпывала под оседающими в трясину траками вода...
Весь в грязи, тяжело дыша, прибежал прораб участка, энергичный и видный, только коротконогий, Шакир Бурзалов, распорядился:..
— Тросы сюда, быстро!
Распоряжение было ненужным, запоздалым: тросы и без того тащили уже отовсюду, благо этого добра у шоферни было припасено по здешним местам всегда с запасом.