А как дела у тебя? Куда думаешь после десятого? В университет? в горный? на гидрогеолога, как мечтала?
Ну, пора ставить точку. Тем, кто помнит меня, передай привет от обдутого ветрами, прокаленного морозами, а ныне мокнущего в сибирских хлябях Лехи Новожилова».
Письмо, как посчитал Лешка, у него вполне получилось.
Теперь оставалось ответить Джафару. Этот пижон, верный своему слову, прислал довольно большое послание, почти вполовину на французском и немецком языках. Болван, будто есть у Лешки время заниматься здесь иностранным! Не университет.
Джафару Лешка хотел написать длинное-длинное письмо. Сначала обругать за пижонство, а потом рассказать о своей жизни, поделиться всеми горестями'и сомнениями — все-таки, что ни говори, Джафар ему самая близкая душа.
Ничего, однако, из этого не получилось. Сначала заскочил в вагончик Слава:
— Вы тут нашу прекрасную даму не видели?
— Надю, что ли? — оторвался от письма Лешка.
— Нет, оленуху,— сострил Слава.— Кого еще?
— Вались-ка отсюда,— со злой досадой, нежданно грубо повысил голос Аникей.
Потом поперли ребята, шумные и в предвкушении ужина веселые. Письмо Джафару пришлось скомкать— так, одни приветы, ничего толкового. Хотел уж порвать, да раздумал: все-таки весточка.
Из вагончика вышли вместе с Аникеем. До почтового ящика было несколько шагов. Ящик этот, сколоченный Аникеем же, висел под электролампочкой на стволе сосны, и на нем была чья-то торопливая, но броская надпись: «Не дай помереть близким своим от недостатка информации о тебе».
— Эта надпись меня только и спасает,— Лешка хмыкнул.— Иногда до того не хочется писать...
— А чо ж не хочется? Надо ведь.
— Да то не хочется, что думаешь: вот напишу письмо длинное, большое, про всю нашу жизнь расскажу, а сядешь — полстранички написал, и все. В другой раз и не хочется.
— А-а,— понятливо сказал Аникей и помолчал.
Электролампочки отгоняли мглу старательно, но безуспешно. Только у самых вагончиков высвечивали они землю и деревья, а дальше стояла густая, беспросветная тьма.
— Надо писать, надо,— повторил Аникей и спросил : — Ты ведь в армии еще не служил?
— Так когда же мне было? — удивился Лешка.
— Ну да, верно... А я вот в армии понял, что это такое — письмо. Важная штука.
— Ты служил?
— Раз говорю... Только мало. Не пришлось до конца дослужить.— Заметив заинтересованный взгляд Лешки, Аникей неохотно продолжил: — Неладно у меня получилось. Служил я в подразделении минеров. В общем, сапер. Ну, однажды такая штука получилась, сбился с дороги, решил срезать путь, попал в болотную хлябь. Еле вытащили. Долго пришлось в госпитале валяться — учился не только ходить — ползать. Думали, не выживу. Понятно, списали вчистую. Однако вот, не поверишь, после госпиталя всего за полгода вернул второй разряд по боксу. Врачи ахали. Но все равно: учиться я хотел в институте — не разрешили. Годик-два, сказали, надо заняться только физической работой... А тебе что врачи говорят? — неожиданно пошутил Аникей: он, видать, уже раскаивался, что пооткровенничал.
Лешка смотрел на него с почтительным удивлением. Вот так Аннушка! Вон как, оказывается, жизнь-то успела его мотануть. А глянешь на него — ни за что не подумаешь. Лешке вдруг захотелось сказать о себе что-нибудь тоже значительное. Не похвастать, нет — соприкоснуться с товарищем, стать ему поравнее.
— Вот у меня тоже...— начал Лешка и захлебнулся от совестливости и стыда.— Тоже ничего с институтом не вышло.
— Еще выйдет, Иовожил! — Аникей хлопнул его по плечу.— Если, конечно, это тебе действительно понадобится — обязательно институт. Там видно будет, а?.. Только ты, земляк, о том, что я тебе сказал... Я — тебе одному.
— Ладно,—кивнул Лешка.
— Айда тогда ужинать. Слышишь, ребята как гомонят...
4.
Кренясь на развороте, над рекой с ревом пронесся вертолет. Антоха Пьянков задрал голову, засмотрелся, и тяжелый ящик, выскользнув из его рук, плюхнулся в воду.
— Но, вы, раззявы! — обрушил свою злость Антоха на товарищей, стоящих рядом с ним почти по грудь в воде у борта баржи.— Что не поддержали? Ржу развесть хотите? Теперь вот ныряйте.
— Сам ты раззява,— огрызнулся Лешка, однако подтолкнул Аникея: — Давай.
Окунувшись, они достали ящик; Антоха стоял уже пригнувшись, ждал, когда взвалят груз на спину. Взвалили — он крякнул и, сгибаясь, понес ящик.
Шла разгрузка барж. Река растеклась здесь широко, по-весеннему привольно, но подвести баржи к берегу оказалось нельзя: они застревали, садясь на дно; причалы были еще не готовы. Вот и приходилось лезть в воду, по ней перетаскивать груз: был он срочный. Выгружали ящики с инструментом, арматурой, крепежным материалом, асбошифер, кирпич, цемент, щиты сборных домов, всякую нужную мелочь. На другой барже ждали своей очереди жилые вагончики, два трактора, скрепер и компрессор. Ящики, мешки, асбошифер укладывали в штабеля. Возле них, чуть в сторонке, горели два больших костра — для обогрева.