Для обогрева же предназначался «особый» ящик, накрытый пока брезентом; в нем, как все знали, лежало несколько бутылок из НЗ комиссара. Было сказано, что после окончания разгрузки все получат по сто граммов «фронтовых».
Иван Ситников, командовавший разгрузкой первой баржи, распорядился сделать перекур. Обрадованные, все бросились к кострам, сгрудились поближе к жаркому пламени. Заклубился пар от мокрой одежды.
Сильно припадая на одну ногу, подковылял Слава Новиков:
— Совсем судорога скорчила! — и повалился на землю, растирая мышцы,
— А вон комиссар все еще в воде,— не то восхищаясь, не то осуждая, сказал Тимка Грач,— терпит.
— У комиссара мунитет,— усмехнулся Антоха,— он и зимой в воде, как рыба.
Аникей начал выжимать рубаху и тут же принялся ожесточенно хлестать себя по плечам, груди, спине:
— Черти! Уже вылупились... жалят!
— Лето еще не то покажет,— мрачно утешил Антоха, и сам яростно хлестанул себя по плечам; черная рубаха его сделалась серой от насевших комаров.— Его тут красным, говорят, потому зовут, что очень уж большой кровопуск от комаров и мошки. Курнуть бы, братцы, а? Это чьи на пенечке сигареты?
— Бери, бери, мои,— подбодрил его подошедший Виктор Карданов.— Ну, ребятки, что лучше веселит — вода или комарье?
— Да все вместе. Ансамбль!
— Подвиньтесь-ка.— Комиссар протиснулся к костру.— Хорошо! Не отходил бы от огня...
— Видели, хлопцы, «дэту» привезли? Несколько ящиков.
— Это что за «дэта»? Дата — диета?
— Для насекомых «диэта». Жидкость такая в прыскалках, от комаров и мошки,
— Неплохо бы попрыскаться…
— Между прочим, управляющий прилетел,— сообщил Антоха.
— Докладывал тебе?
— Я без доклада знаю. Вертолет-то прошел — видели? А Толик маныгинский уже на вертодроме. Сейчас маханет сюда и всех — в воду,
— Тебе, Антоха, в воде полезно — брюшко сгонять,
— Вы, ребята, над его брюхом не смейтесь,— будто бы сочувственно сказал Тимка Грач.— У него и так самочувствие кошмарное: он же еще в школе глобус нечаянно проглотил.
— А ты — указку! — огрызнулся Антоха.— Она из тебя носом вылезает...
Лешка приплясывал и притоптывал у костра, подталкивая других, похлопывая себя по шее, то по ляжкам, то по груди — отгонял комарье. Уже сделалось тепло, и на душе было хорошо. Он сейчас очень любил всю эту братву. Ребята курили, трепались, посмеивались, все рады были передышке, и никому не хотелось лезть обратно в холоднющую воду, но пройдут короткие минуты отдыха — и, опять подшучивая друг над другом, переругиваясь, они все-таки полезут и снова начнут вкалывать — дружно, может быть, ожесточенно и, в общем-то, весело. И Лешка полезет вместе со всеми, и будет длиться его слитность со всеми этими ребятами, нераздельность его усилий с общим трудом...
Круто развернувшись и резко застопорив, стала, как вбитая в землю, машина начальника управления, («Что я говорил?»—сказал Антоха.) Не спеша раскрыв дверцу, шагнул Анатолий Маныгин. Братва затихла и ждала, когда управляющий подойдет поближе. Кое-кто начал поспешно приводить в порядок одежонку— готовиться к новому «купанию».
Маныгин подошел и, не глядя на Карданова, спросил:
— Кто тут за старшего?
Видно было, что он сердит.
— А в чем дело,. Анатолий? — насторожился комиссар.— Ну вот я тут есть. На баржах — Ситников и Преображенский, общее руководство — за Гулявым.
— Он где?
— Вон, у второй баржи.
Главный инженер уже спешил к начальнику управления.
— Ва-аня! — зычно кликнул Маныгин Ситникова.— Давай сюда! — И повернулся к Карданову:— Разгрузку прекратить. Кустари, понимаешь, питекаропы! Грач, бегом вон к тем бульдозерам — пусть галопом сюда.
Тимка сорвался с места и, топоча сапогами, ринулся к строительству причала, где работали два бульдозера. Все ждали, что будет дальше.
Подошел Гулявый, с баржи притопал по воде мокрый по пояс Ситников.
— Хорошо в водичке-то? — покосился на него Маныгин и зло провел по шее, давя комаров.— Вы что же это затеяли, родные мои? Завтра ж у нас полколлектива в простуде лежать будет!
— А что сделаешь, Анатолий Васильевич? — прищурил свой единственный глаз Гулявый и подергал бровями вверх-вниз.— Ждать, когда причал построим?