Пес ничего не ответил, только облизнулся длинным красным языком.
— Это Смелый,— сказала Надя.— Откуда-то пришел и ходит за мной. Он есть хочет.— Она бросила ему кусок мяса, и пес, ловко поймав его на лету, проглотил, не разжевывая. Так же быстро и жадно сожрал он кусок хлеба.
— Я сейчас,— сказал Лешка и пошел к раздатке.
— Эй, вы,— одернул их Антоха,— не приваживайте собаку, непорядок. Хотите кормить — выведите.
Надя взяла из рук Лешки миску с мясом и поманила Смелого на улицу. Вернувшись, она сказала:
— Ты что же это, Леша? Обещал вчера после штаба помочь разобрать книги, а сам так спал, что добудиться было невозможно.
— Верно, обещал,— вспомнил Лешка.— Но, понимаешь...
— Понимаю, понимаю, устал,— улыбнулась Надя покровительственно.— Ну, ничего, мы разобрали почти все. Тебе по секретарской работе ничего не прислали, не нашлось. А по гидрогеологии есть одна книга. Ну, обжора, опять явился? — Это относилось, конечно, к Смелому.
Надя была очень оживленной, глаза ее блестели, чёлочка красиво распушилась, и Лешке даже поблазнилось, что губы ее чуть подмалеваны.
— Кто это «мы»? — спросил он.
— Ох ты, какой любопытный! Думаешь, ты один способен помочь девушке? Нашлись и другие.
— Ну и очень прекрасно, — буркнул Лешка. — Ты вчерашний протокол перепиши начисто и дашь мне.
— Я перепишу, хорошо, а у меня еще неразобранные остались книги, поможешь?
— Там видно будет,— сказал Лешка и пошел.
Разговор испортил ему настроение. Уже не хотелось ни кувыркнуться, ни пробежаться, ни тем паче спеть.
Ребята готовились к воскреснику — разбивались по бригадам и группам. Главными объектами были кафе, два почти готовых дома, котельная, ну и «территория» — тротуар на тропинке Мужества, вывозка мусора. Лешке Маныгин сказал:
— Сиди у себя, всю канцелярию приведешь в порядок — вот твой воскресник.
Лешке это было муторно, но он подумал: «А что, прокантуюсь денек потихоньку»,— и взялся за бумаги. Был он в палатке один, даже Родион Гаврилович трудился, как люди.
Потом пришел Слава Новиков.
— Ты чего бездельничаешь? — вместо приветствия спросил Лешка.
— Я на вахте, Лешечка. Кроме того, профилактический осмотр аппаратуры. Дел — дай бог, К тебе зашел так, на минутку, мозги проветрить.
— Что, заплесневели?
— Да вроде... А ты важный стал. Начальственные нотки играют.
Лешка осознал, как говорил с товарищем, и ему стало совестно.
— Скажешь тоже — «начальственные»! Это я, Слава, со злости. Надоело бумажками заниматься.
— А что плохого-то? — Слава с улыбкой раскурил сигарету.— Я тебе прямо скажу: большое дело делаешь. И Маныгин тебя уважает, я знаю.
— Ну уж, уважает!
— А что? Точно. Только и слышно: «Скажите Новожилову», «Обратитесь к Новожилову». Шишка!
— Ладно, хватит тебе. Какие новости в эфирах?
— Какие в воскресенье новости! Вот баржа через часок подойдет. Ребята разгружать уже двинулись к причалу. Вертолет сегодня опять будет. Все и новости.
— И то...
— Слушай, Леша, второй радист вот-вот прибудет. Ты, если разговор тут у вас пойдет, замолви словцо.
«А, милый мой, вон ты что пришел «проветривать». То-то и метешь хвостом, как лиса».
— Чудак ты, Слава! А что мое словцо значит?.. Кроме того, ни я, ни ты, ни кто другой и не знаем, что за человек прилетит. Может, второй Кренкель?
— Ну да! Полетит он к нам... А меня ты все-таки знаешь, да и Маныгин знает. Я не подведу.
Очень уж ему хотелось стать старшим радистом. Лешка нахмурился:
— Я тебе ничего обещать не буду. Ни права нет, ни возможности.
Слава, похоже, разозлился, хотел, наверное, сгрубить, но удержался и попросил еще:
— Ну все-таки... имей в виду...
Он ушел, Лешке было противно. Свои дела он сделал быстро: не такой уж в его канцелярии был беспорядок.
Сначала он решил идти поработать в бригаду к Аникею, на стройке дома. Но очень уж веселый гвалт слышался у кафе, и Лешка из любопытства двинулся туда.
Окна в здании уже остеклили, и полукружие фасада радужно сверкало на солнце. По краю крыши укрепили сбитые ив березовых полешек буквы: «Комарик». Так решено было назвать кафе. Теперь устанавливали эмблему: комар пьет кофе. Она была сделана тоже из полешек — толстое брюшко и тоненькие жердинки-лапки, а чашку изображал гриб с березы. Крепил это сооружение Ванята Пронин; эмблема у него рассыпалась, полешки полетели наземь, а вслед за ними грохнулся и сам он. Крыша была невысокой, «воздушный гимнаст» отделался пустяковым ушибом, зато смеху было много. Ванята кривил губы, но молчал.
— Пополнение принимаешь? — спросил Лешка у Дим Димыча.
— Обязательно! Это ты пополнение? Все равно принимаю. Ты же почти плотник!