— Мне бы начальника.
— Управляющего?
— Ну, хотя бы управляющего.
— Нет его. Будет часа через два.
— А помощника?
— Я помощник.
Лицо Медведя сразу изменилось: нижняя губа и подбородок потянулись вниз, один глаз сощурился, а бровь поползла вверх.
— Ты?! Брось заливать.— Но тут же лицо стало нормальным.— Извините, конечно, всякое бывает... А кого бы мне тогда по механической части?
— Зайдите к главному механику. Ситников. По коридору направо третья дверь.
— Спасибо, товарищ помощник.— Васька опять притронулся к козырьку.— До новых счастливых встреч!
Второй парень там, на пороге, коротко хихикнул. Его, как позднее узнал Лешка, звали Витя — Витек, Витюха, Витюня, как заблагорассудится Ваське. У Васьки он был вроде порученца. Обоих взяли в механическую мастерскую.
По случайности Витюха занял в вагончике Лешкины нары, Васька расположился под ним, на нижних. А Лешка переселился в дом, где разместилось управление, в первый этаж. Там квартиры превратили в общежитие. С Лешкой в комнате поселились Аникей, Слава Новиков и Дим Димыч. В комнате рядом жили Антоха Пьянков, Тимка Грач, Ванята Пронин и Толик, шофер Маныгина.
Иногда Лешка по разным делам заглядывал в вагончики. Все там было по-старому и все — внове. Новые были люди, другие, еще не свои. Ничего не осталось от знакомых, таких привычных разговоров, что толклись по сумеркам среди десантников. Новенькие, еще не опамятовавшись от Большой земли, взахлеб вспоминали свою вчерашнюю жизнь, свои заводы, вечерние школы, неведомые Лешке города. Они не познали ни холода заснеженной тайги, ни бесхлебья, они не стыли у зимних костров, не грызли мерзлых сухарей. И все-таки Лешка завидовал им и ревновал к той яркой городской жизни, которой ему самому испытать не довелось.
Что-то странное творилось с ним в эти дни. Множество разных новых людей, нахлынувших в поселочек, растормошили мирок, в который он вжился и к которому привык. Мирок стал иным, и Лешке было тревожно и неуютно до тоскливости. Хорошо бы с кем-нибудь поговорить, поскоблить душевную накипь, да с кем? С Аникеем разговоришься не очень. Дим Димыч с рассвета до поздней ночи занят: и работа, и комсомольские дела — знакомится с прибывшими, расспрашивает, беседует. Карданов — тот в управлении почти не появляется, тоже с новеньким...
Свечерело. Закончив печатать срочные бумаги, Лешка принялся перебирать сегодняшние записи, чтобы подготовить план на завтра. Это у них с Маныгиным заведено было твердо: вечером сядут и вместе план утрясут, чтобы и Лешка знал, как будет складываться день начальника управления — кого когда вызвать, какие подготовить документы.
В общем-то в свою секретарскую работу Лешка втянулся, но какой-то мышонок все время грыз его изнутри: не то и не так. Видно, эта работа не стала для него делом, о котором когда-то толковал ему Аникей...
Было душно, но открыть окно он не решался: комарье и мошка вечером особенно злы. Кедр за окном чуть поскрипывал веткой о стекло.
Вошел Карданов. Сапоги на нем пропылились, на куртку пристали завитки стружки. А лицо было довольное, видать, настроение хорошее.
— Ну, Леша, как тут у тебя, на верхотуре, дела?
— Вы бы почистились, Виктор Семеныч... Дела — нормально.
— Маныгина нет?
— Никого нет.
Карданов подсел к столу, заглянул в писанину:
— Планируем грядущий день? — Лешка не ответил. — А у тебя, брат, настроение того, да?.. Вообще, Леша, поддаешься ты своим эмоциям, сиюминутный человек, человек настроения.
— А вы — нет?
— А я — нет. Я человек настроя: свои эмоции настраиваю вот этим приспособлением.— Он постучал пальцем по лбу.— Рацио! А у тебя наоборот: голова настраивается по сердцу. Скажешь, нет? Не скажешь. У тебя ведь как? Ты сначала сделаешь, а потом подумаешь. Вот как зимой нырял — не подумав. Да ты не обижайся. Тут ведь очень важно, какой поступок совершает человек, не подумав. Если он, не задумывав ясь, бросается бежать от опасности или бьет кого-нибудь по морде — это одно. А если, не раздумывая, протягивает руку, чтобы помочь другому, или, как ты, очертя голову ныряет в студеную воду — это другое. Верно я говорю?
«Что-то он сегодня разговорчивый»,— подумал Лешка и сказал:
— Что-то вы сегодня разговорчивый, Виктор Семеныч.
— Заметно? — улыбнулся Карданов.— Настроение хорошее. Пополнение радует,
— Уж и радует...
— А что? Не нравится?
— Ну, конечно, хорошо, что пополнение. Только какие-то они ... не такие. Не все, понятно, а есть. Эти московские пижоны, например. Или взять бригаду, плотников — что-то в них кулацкое.