Спустя десять с лишним лет словечко это адресовал Карданову председатель колхоза, куда после окончания педтехникума Витюха — теперь уже Виктор Семенович — приехал директором начальной школы. Прозвание «утопист», звучавшее уже не столь добродушно, как у сестры, было вызвано самоуверенным обещанием юного директора через год переселить школу из древней развалюхи в здание, которое он собирался возвести руками деревенских парней. Впрочем, недоброе мнение председателю пришлось скоро изменить. Но окончательно отпраздновать свое торжество Виктору не довелось: он был призван в армию.
Казарма, как известно, не квартира, но духа казарменной жизни Виктор за все время службы так и не ощутил: казарма для него была просто общежитием наподобие студенческого, только с более строгими порядками. Это его вполне устраивало. И когда после армии, учитывая, что там он занимался политработой, райком комсомола забрал его в свой штат, а квартиры не дал, Виктор на обещание секретаря «выбить что-нибудь у райсовета» искренне засмеялся: «Обойдусь!».
Правда, позднее его дважды записывали в «ответственные квартиросъемщики», и дважды он отнесся к этому вполне безответственно. Первый раз это случилось в маленьком городке на Бие, когда Карданов был секретарем комсомольского горкома. Тут ему ордер вручили без разговоров, квартира была шикарная, двухкомнатная, и Виктор рассудил, что она очень кстати: клубу «Алый парус» никак не могли отвоевать помещение, а эти две комнаты вполне подходили, еще выгородилось место для письменного стола и дивана-кровати квартиросъемщику.
Второй раз ему дали квартиру, теперь однокомнатную, когда он работал уже в Тюмени в штабе ЦК комсомола. Тут сразу же у него появился компаньон, некто Коля Вяткин, тоже комсомольский работник, жилья не имевший. Он остался ночевать после «обмытия» новоселья, а наутро договорились, что здесь ему и жить. Вернувшись однажды из командировки, Виктор застал дома тонколицую румяную деваху: оказывается, ей с Колей приспичило жениться. Квартиросъемщик поставил себе раскладушку на кухню, и жилось им втроем, в общем-то, хорошо, весело...
Палатку, даже и отличную, с двойным «полом» и печуркой, учитывая, что мороз закручивал под сорок, назвать добротным жильем было, может, и рискованно, однако именно она служила началом оседлости. Ее-то и разбили прежде всего на том месте, которое на походной карте Карданова было помечено многозначительным красным крестиком.
— Здесь будет город заложен! — воскликнул Дима Преображенский, и эти гордые слова поэта прозвучали вовсе не тривиально и не слишком пафосно, ибо соответствовали истине.
Дел было по горло. Десантники превратились в лесорубов. Уже на второй день расчистили площадку для посадки вертолетов, а на следующее утро начали прорубать просеку на Тунгу, к месту строительства газового промысла, и к реке, по которой с весны пойдут грузы.
С просеки Виктор прибежал в палатку, чтобы передать РД — радиодепешу — о готовности вертолетной площадки и связаться со второй группой десанта. Она шла следом на вездеходах и тракторах, волоча жилые вагончики. Группу вел главный инженер управления Гулявый. По радио его голос сквозь эфирные шумы, шорохи и писки показался Виктору тоненьким, каким-то ненадежным. Однако все в группе шло хорошо, через два дня она должна была прибыть на место.
— Значит, порядок,— сказал, выключая рацию, Слава Новиков: он уже знал, что это любимое словцо комиссара.
— Порядок,— машинально откликнулся Виктор, роясь в рюкзаке.— Бритву мою не видел?
— Пьянков же брал... Вот она.
Устроившись поближе к окошку, Карданов при мутном свете вгляделся в зеркальце. Лицо заросло длинными и редкими волосами. «Еще денька два не побриться, и будет, как у того ханта»,— с усмешкой подумал Виктор.
Они набрели на него вчера, когда с Лехой Новожиловым отправились осмотреть окрестности. Новожилов зашел в палатку сменить портянки. Сопя, навертывал он их на ноги, изредка косясь на комиссара.
— На разведку пойдем? — спросил Виктор.
— Какую разведку?
— Посмотреть вокруг.
Новожилов только пожал плечами: дескать, если надо, чего тут спрашивать!
Было тихо. Лишь иногда от мороза потрескивали деревья да поскрипывал под лыжами снег. Новожилов сначала отставал, потом втянулся, пошел хорошо, даже принялся напевать что-то себе под нос.