Лес оборвался внезапно, перед ними лежала гладкая, почти прямоугольной формы заснеженная поверхность — то безымянное озерцо, на берегу которого и намечалось строительство поселка.
Недалеко, под вывороченным бурей корневищем, трепыхался костер. К поваленной сосне были приткнуты широкие, подбитые оленьими шкурками лыжи. Возле сидел старый хант. Блеклыми, слезящимися глазами старик посмотрел на парней, вынул изо рта трубку и покивал, приглашая к огню. Темного окраса остяцкая лайка приподнялась, склонила голову набок и радушно вильнула хвостом.
Парни присели возле костра. Хант был недвижен, только вздрагивала, когда он затягивался, трубка в зубах.
— Вы здешний? — спросил Виктор, вытаскивая сигареты.
— Стесь,— кивнул старик.— Исба, отнако, там, стесь — охота.
— Много зверя? Хорошая охота?
— Какой сверь! — махнул хант обеими руками.— Пустой урман. Отнако мало-мало белка есть. Онтатра есть. Метветь, рысь. Мало-мало сверь есть.
Виктор вглядывался в него. Хант был очень старый. Темная кожа на щеках сильно сморщилась, из нее торчали редкие седые волоски.
— А это озеро у вас называется как-нибудь? — кивнул Леха Новожилов на заснеженную гладь.
— Русски насвание нет. Отнако хант насывает так: Ухтым-мыхын-тур. По-вашему путет... Как путет? Наверно, осеро Светлое.
— Ну да? — удивился Леха.— Это же для поселка название, верно? — он обернулся к Виктору. Потом пояснил старику: — Мы сюда поселок строить приехали.
— Приехали, снаю. Три польшие машинки. Отнако много шума телали. Еще ехать путут?
— Конечно,— подтвердил Леха и пообещал: — Мы тут все переворошим!
Старик затряс головой:
— Так, так. Снаю. Тунга — строить, Игрим, Ухтым-мыхын-тур — строить, весте — строить. Сверь совсем ухотить путет. Урман совсем пустой путет...
Виктору сделалось не по себе. Конечно, старик преувеличивает, но стройка, ясно, ему не по нутру, даже враждебна ему, и это понятно: он мало знает. Но разве в двух словах объяснишь, какое могущество в недалеком будущем обретет этот край и какие блага принесет оно? Это не для мимолетнего разговора.
Виктор встал:
— Пойдем, Новожилов. Как вас зовут, дед?
— Неунко совут. Весь урман снает. Старый Неунко. Совсем старый.— Он печально поник головой.
— Приходите к нам в гости, Неунко. Мы тут недалеко.— Виктор ткнул рукой в лес.
— Снаю. Пасибо. Вотка мало-мало есть? Приту гостить. Отнако потом приту.— Водянистыми глазами старик уставился в огонь и замер так.
...Бритва брала длинный волос плохо. Удобная это штука, «Турист», но слабоватая. Виктор покряхтывал: щипало изрядно. Однако мало-помалу лицо приобретало нормальный вид: худые, чуть впалые щеки сделались гладкими, очистился узкий, мягких очертаний подбородок. Бритва замерла над верхней припухлой губой — не оставить ли усики? Виктор шутейно подмигнул зеркальцу, показал язык и испуганно оглянулся: не видит ли Новиков?.. Того в палатке уже не было.
За тонкими полотняными стенками звонко жужжали бензопилы, гудел мотор тягача, превращенного в трелевочник, постукивали топоры. Ребята очищали площадку под вагончики, а Аникей Малых с двумя подручными плотничал: ему было срочное задание соорудить «универсальный сарай» — временный склад и мастерскую заодно.
Добрившись, Виктор с удовольствием протер лицо одеколоном, прочистил бритву и тут услышал, как вдруг загалдели ребята. Звук мотора, казалось, усилился, Виктор догадался почему — и прытко выскочил из палатки.
Над тайгой, кренясь, шел вертолет.
Побросав инструменты, парни по рыхлой лесной целине бежали к месту посадки.
Мощная воздушная струя гнула верхушки деревьев и вихрила снег...
Начальник управления Анатолий Маныгин, большой и веселый тридцатилетний богатырь, спрыгнув с трапа, широченно раскинул руки:
— Ну, десантники, здорово! — Его бас перекрыл рокот мотора.
У Виктора хрустнули хрящи в объятиях, и он почувствовал в глазах сольцу — оттого, что все так превосходно: что прилетел наконец этот славный, такой могутный и веселый мужик, что ребята радостно галдят вокруг, что за этим вертолетом придут теперь другие, что уже близко, близко ломятся по тайге громоздкие сани с жильем,— оттого, что все становится надежным.
А Маныгин уже командовал выгрузкой. На снег ложились ящики, тюки и мешки с продуктами.
— Консервы высший сорт! Масло, сахар, лимоны! Слышите? — покрикивал начальник.— С хлебом поделикатнее... Хлеб!
Потянулась к стану груженая цепочка людей. За ней вдавливалась в снег тропа — первая тропа от места, которое еще не называлось вертодромом, но которое уже стало им.