«Как же случилось такое?..» — спрашивала себя Анна Егорова, и невольно припоминалась ей тогда книга, которая вышла накануне страшных событий, — «Первый удар. Повесть о будущей войне…» Это ее она дарила выпускникам спецнабора, сама читала ребятам о том, как Красная Армия перейдет границу, едва враг посмеет тронуть нашу страну: «Красная Армия ни единого часа не останется на рубежах, она не станет топтаться на месте, а стальной лавиной ринется на территорию поджигателей войны. С того момента, как враг попытается нарушить наши границы, для нас перестанут существовать границы его страны. И первыми среди них будут советские летчики!»
К исходу первого дня войны, если верить автору повести, за тысячу километров от нашей границы синим пламенем заполыхают от удара 720 скоростных дальних бомбардировщиков склады «Фарбениндустри», заводы взрывчатых веществ, а заодно будет перебито 55 процентов «мессершмиттов», 45 процентов «Арадо-Удет», 96,5 процента бомбардировщиков «Хеншель». В ведении планового хозяйства войны будет учтено все — даже эти пять десятых процента. Ну а на каком подъеме написан финал повести! Немецкие рабочие авиазавода «Дорнье» стоят и ждут, когда наконец на их головы упадут лучшие в мире советские бомбы. В ожидании этой трогательной минуты они с подъемом исполняют «Интернационал»…
— Эх!.. — с горечью только и вырвалось у Анны от воспоминаний о той книжке, и уже в который раз она направилась в военкомат.
Встревоженные парни и девчата, как и несколько дней назад, толпились у входа в кабинет военкома. Все были озабочены и говорили об одном: как попасть на фронт. Розовощекий парнишка, стоявший впереди Анны, не сомневался, что его-то возьмут.
— У меня меткий глаз — снайпером буду проситься. «Ворошиловским стрелком» я еще в школе стал, — с гордостью сообщил он статной девушке, своей соседке по очереди, и снисходительно заметил: — Ну, а тебя, пожалуй, в тылу оставят. Куда вас, девчонок, всех-то пристроить?..
Так оно и получилось. Военком Анну даже и слушать не стал:
— Сам прошусь на фронт. Четыре рапорта подавал — не пускают. Ты, Егорова, кажется, инструктор аэроклуба? Вот и готовь летчиков для фронта — дело тоже нужное! — отчеканил и тут же забыл о ней.
В марте месяце, перед самыми жаворонками, к Анне подошел как-то парторг эскадрильи Иркутский и издалека повел такую речь:
— Мы с вами, товарищ Егорова, земляки. Я ведь родом тоже из-под Торжка.
«К чему бы это?..» — молча глянула Анна на Иркутского, но в его глазах прочесть ничего не смогла.
— Как дела на родине, письма-то получаете? — продолжал парторг. Анна ответила, что недавно было одно письмо от матери и одно от подруги по Метрострою, на что Иркутский заметил: — А я вот от своей матери давно ничего не имею. Как-то они там?..
Парторг Иркутский в эскадрилье связи был неосвобожденный, работал штурманом, и все считали, что он страшно везучий. Раз он заметил в одном селе мечущихся по дворам людей с охапками сена. Предложил пилоту приземлиться, и выяснилось, что встретили они именно тот отряд кавалеристов, который и разыскивали. А как-то с пилотом Касаткиным сели на минное поле и — хоть бы хны! — остались целехоньки. Особенно же Иркутский отличался в розыске частей, попадавших в окружение.
«Но что же тут-то вынюхивает да крутит?..» — с неприязнью подумала Анна и прямо спросила:
— Вы что хотели, Иван Иосифович? К чему эта дипломатия?
Иркутский улыбнулся и пояснил свой заход издалека:
— Егорова, мне наш комсорг сказал, что тебя комсомольцы рекомендуют в партию. Вторую рекомендацию дает наш комиссар, а я вот тоже готов поручиться за тебя. Человек ты наш, честный, искренний перед партией. Пиши заявление…
Анна побледнела.
— Что с тобой? Тебе плохо? На тебе лица нет, — заметил Иркутский, но она тут же нашлась, поблагодарила парторга за доверие, сказала, что постарается оправдать его и побежала к самолету.
«Честный… искренний…» — с каждым шагом отдавались в ушах слова парторга, и ноги Анны переступали все тяжелей и тяжелей. Наконец она остановилась. Переведя дыхание, раскрыла полетную карту, но, ничего в эту минуту не понимая, ничего не видя, нервно захлопнула ее и в который раз принялась проигрывать свой, одной только ей известный вариант биографической анкеты.