Анна слышала одинокие выстрелы в бараках французов — последние жертвы Кюстрина. Потом глухо и отдаленно заработали пушки. Когда снаряды их начали рваться на территории лагеря и казалось, вот-вот угодят в карцер, где лежала Анна она впервые за всю эту долгую и жестокую войну принялась молить случай: «Хоть бы не попал, хоть бы промазал…»
И все-таки сердце Анны заволновалось и забилось тревожно не от пушечной стрельбы. В какое-то мгновение стрельба та прекратилась, наступила тягучая прислушивающаяся тишина, в которой она явно различила отрывки русской речи.
— Вася, да долбани ты прикладом!.. — это раздалось совсем рядом. Потом у дверей карцера что-то загромыхало, они тут же распахнулись, и в камеру Анны шагнули люди в черных шлемах. Это были советские танкисты. Один из них, майор, судя по званию, старший, глядя на Анну, решительно и строго спросил:
— Кто здесь сидит?
Анна растерялась, и какое-то мгновение не могла произнести ни слова. Она смотрела на простые мужественные лица русских парней и не верила, что это — ее свобода!
— Кто вы? — переспросил майор, и тогда Анна, пересиливая волнение, попыталась представиться по-военному кратко:
— Я старший лейтенант. Восемьсот пятый штурмовой. Штурман полка Егорова… — Докладывая строгому майору, Анна приподнялась с пар, незаметно для себя самой выпрямилась, выпустила из рук опору и шагнула навстречу танкистам. Тонкая кожа, обтянувшая ожоги, тут же треснула, на ногах закровоточили раны. Анну качнуло.
— Вы лежите, лежите, — поддержал ее майор. — Сейчас придут наши санитары и вас отправят в госпиталь.
Анна запротестовала:
— Я хочу в полк. Двести тридцатая дивизия — она где-то рядом, на вашем ведь фронте. Буду искать ее. — И в тот же день отправила письма полевой почтой в полк и домой, в деревню Володово.
Однако не так-то просто оказалось вернуться к своим Анне Егоровой. Всем, кто хоть несколько дней побывал в плену, предстояло пройти проверку в органах «Смерш». И доктору Синякову, который устраивал побеги из лагеря, спасал от неминуемой смерти десятки людей; и медсестре Юле Кращенко, которая после Кюстрина оказалась в штрафном лагере Швайдек, где ее целый месяц два раза в день выводили на плац и избивали; и фельдшеру Алексею Крылову, который в банке с ядом сохранил ордена и партийный билет Егоровой.
— А что же там проверять-то? — спросила Анна, когда в Кюстрин вошли армейские тылы и всем узникам бывшего концлагеря предложили явиться в город Ландсберг. На вопрос этот ей ответить никто не мог, и, поскольку ноги Анны еще не действовали, ее посадили на повозку и под охраной автоматчика доставили в отделение контрразведки «Смерш» 32-го стрелкового корпуса 5-й ударной армии.
…На допросы к начальнику отделения майору Федорову Егорову вызывали по ночам. Кабинет майора располагался на втором этаже, так что подниматься к нему Анне приходилось почти ползком. Особист, человек с подозрительным и недоверчивым взглядом, постоянно воспаленных, холодных, как у рыбы, глаз, распалял себя на допросах гневом и требовал:
— Докажи, что ты на сто процентов кристально чистая!.. — При этом всякий раз заговорщически намекал: — У нас имеются кое-какие сведения…
Анна молчала. Всю свою биографию она уже давно рассказала майору и, когда тот кричал, поливая площадной бранью, уговаривала себя: «Держись… держись… Скоро отыщутся однополчане, дойдет к пим письмо… Ребята вызволят…» А после допроса долго не могла успокоиться и с горечью причитала: «Да что же это творится? Ну немцы оскорбляли и били — так ведь враги! А тут?.. Неужели таким, как Федоров, все разрешено, все простится? Неужели они будут спокойно жить на нашей земле и над ними никогда не грянет праведный суд?..»
Но проходил день. Вечером Анна готовилась к очередному допросу: «Надо держать себя в руках… Надо являться к особисту внешне спокойной, внутренне уверенной…» А сама все больше и больше сомневалась в себе: «Надолго ли хватит такой выдержки, терпения?..»
И вот однажды сорвалась:
— Расстреливайте! Стреляйте, если есть за что. Лучше было в бою погибнуть, чем видеть и слышать такой позор!..
Всему, однако, как справедливо замечено, приходит конец. Раз начальник отделения контрразведки Федоров заявился в помещение, где под охраной автоматчика держали Егорову, и неожиданно предложил ей служить в «Смерш».
— Кладбищенский юморок у вас, майор! — усмехнулась Анна.
Но Федоров уговаривал вполне серьезно:
— Мы разобрались во всем — вы свободны. Подумайте хорошенько.
— Дайте лучше справку о проверке, которую столь добросовестно исполняет ваша контора. Век буду вспоминать!.. — отрезала Анна.