На собрании ЦК с привлечением активных членов партии и находившихся в это время в Париже боевиков было принято решение о предъявлении Азефу формальных обвинений и устройстве суда над ним. Некоторые члены Боевой организации продолжали верить разоблаченному провокатору, один из них угрожал обещанием предупредить Азефа, если члены ЦК не дадут гарантию, что не допустят самосуда со стороны тех эсеров, которые требовали немедленной казни их недавнего руководителя, другой предупреждал, что «перестреляет ЦК», если с головы Азефа падет хоть один волос.
В мае 1909 года в Париже состоялся V Совет партии социалистов-революционеров. В его решении имелась следующая запись:
«Совет партии считает необходимым:
1) образовать судебно-следственную комиссию из партийных лиц;
2) поручить ей полную ликвидацию всех последствий раскрытия провокаций Азефа;
3) предоставить ей право по мере необходимости привлекать к следствию и дознанию, в качестве ли обвиняемых или свидетелей, всех без исключения членов партии или ее коллективы;
4) уполномочить на вынесение приговоров, подлежащих обжалованию только перед Советом или Съездом партии;
5) предложить новому ЦК приведение в исполнение приговора комиссии» [639].
Судебно-следственная комиссия по делу Азефа состояла исключительно из членов партии социали-стов-революционеров, вполне послушных составу ЦК, в который входил и Азеф. Конечно же, после его разоблачения всем им следовало выйти из ЦК, но этого не произошло. Председателем комиссии был избран известный народоволец, подвергавшийся еще допросам Судейкина, А. Н. Бах, впоследствии член Академии наук СССР. В состав комиссии вошли Сан-жарский, Берг и Араратский. Послушная комиссия обосновалась в Париже, под боком у ЦК. Бах жил в Женеве и участия в работе комиссии почти не принимал. Привлечение Баха к расследованию предательства Азефа объясняется его авторитетом среди членов партии и участием в допросах провокатора Татарова.
Первое организационное заседание комиссии состоялось 8 сентября 1909 года, регулярная работа началась лишь в ноябре,— Комиссия не спешил^, не торопил ее и Центральный комитет. На семидесяти трех заседаниях был допрошен тридцать один свидетель, материалы комиссии разместились на тысяче трехстах страницах, перепечатанных на ремингтоне. Треть показаний послушные следователи отбросили, в отчет попали лишь свидетельства, угодные членам ЦК.
Важнейшим свидетелем следователи считали В. М. Чернова, одього из лидеров Центрального комитета партии социалистов-революционеров, бок о бок проработавшего с Азефом около восьми лет. Он внушил следователям, что все сведения о провокаторской деятельности Азефа исходили от Департамента полиции, который, по мнению ЦК, поставил перед собой цель — развалить партию путем дискредитации ее выдающихся деятелей. Чернов умолчал о том, что информация об Азефе поступила не только из Департамента полиции. Не смог он объяснить, откуда охранке стало известно о «выдающейся» роли Азефа в революционном движении, хотя напрашивается предположение, что его «выдал» провокатор Татаров. Татаров действительно сообщил полиции о роли Азефа в партии эсеров. Еще в 1904 году Азеф тщательно скрывал от хозяев, что он руководитель Боевой организации, и напрасно. Лопухин в конце 1904 года докладывал министру внутренних дел П. Д. Свято-полк-Мирскому, что Азеф стал членом ЦК, и поэтому от его услуг следует отказаться, сочетание секретного агента и члена руководства противоправительственного сообщества не может быть терпимо[640]. Но если полиция знала, что глава Боевой организации и не провокатор, то отчего бы ей не арестовать Азефа, часто ездившего в Россию? Уж не из-за того же, чтобы было кого оклеветать. Чернов объяснил это феноменальной ловкостью Азефа. Такие весьма уязвимые объяснения благодушного настроения членов ЦК в отношении воплей о предательстве Азефа вполне удовлетворили следователей. Комиссия даже не сочла нужным допросить Меньшикова и Рутенберга, а им-то уж было что сказать... Она не проанализировала причин, благодаря которым столь долго в руководстве партии мог орудовать полицейский агент. Приведу лишь один пункт заключения комиссии, относящийся к письму Меньшикова, разоблачавшего Азефа (его текст приведен выше): «Что касается Азефа, то обвинения, выдвинутые против него в письме, были признаны совершенно неосновательными, ибо заключали в себе указания на разные ничтожные и мелкие факты» *[641]. Читателю предоставляется самому сделать вывод об бсновательности или неосновательности обвинений Меньшикова. За халатность и благодушие, доверчивость, граничившую с преступлением, никто из лидеров партии не понес наказания, никто из них не был даже выведен из состава ЦК [642]. Члены ЦК стремились поскорее придать забвению досадную для них историю с предательством Азефа, принизить его заслуги перед Департаментом полиции. Ими руководили те же мотивы, что и Л. А. Тихомировым в деле разоблачения С. П. Дегаева. Чем больший ущерб нанес Азеф партии, тем большая вина лежала на ее лидерах, не обративших внимания на многочисленные предупреждения, не обнаруживших в своем соратнике полицейского агента. Руководство партии абсолютно доверяло Азефу, всегда вставало на его защиту и вполне устраивало провокатора. Именно поэтому он почти никого из верхушки партии не выдал. (Не в благодарность ли за услуги они его отпустили?) Азеф, по мнению членов ЦК, выполнял очень нужную для их партии работу, а что погибают рядовые революционеры, так без этого не обойтись. «Лес рубят — щепки летят». Как же это нам знакомо! Такой подход к человеческим жизням присущ людям, стоящим во главе политических партий. Они подобно шахматистам готовы передвигать и разменивать пешки, пока на доске не останется хотя бы одна, но их пешка.