На иерархической лестнице подполковник Судейкин занимал скромную ступеньку, на которой толпились многие. В Табели о рангах она соответствовала VII классу, что раздражало его и возмущало,— отчего так несправедливо к нему начальство? [317]
По традиции русского двора докладывать царю, иметь у него аудиенцию полагалось лицам в ранге не ниже IV класса, поэтому претендовать на внимание монарха жандармский подполковник не имел никаких оснований. Президенту Академии наук, министру внутренних дел, действительному тайному советнику (предпоследняя ступенька) графу Д. А. Толстому даже при желании не так просто было устроить сыщику аудиенцию в Зимнем дворце. Возвышения Судейкина побаивались многие, даже министр. Судя по всему, Судейкин это понимал.
Приведу описание одного из поразительных замыслов-грез провокации, рождавшихся в голове Судейкина: «По этому плану Дегаев должен был выстрелить Судейкину в левую руку во время прогулки его в Петровском парке и скрыться на лошади, приготовленной заранее самим же Судейкиным; а во время болезни последнего от этой раны должно было последовать, согласно замыслу Судейкина и Дегаева, убийство министра внутренних дел графа Толстого» [318].
Известно, что Толстой панически боялся быть убитым Он не доверял энергичному, преуспевающему юристу Плеве, назначенному директором Департамента полиции благодаря покровительству М. Т. Лорис-Меликова, злейшего врага графа Д А. Толстого. Но дела в Департаменте полиции шли хорошо, и министр не мог заменить Плеве на другое лицо. Стараниями Окладского, Меркулова и Дегаева в Зимний дворец, а вернее в Гатчину, начало возвращаться спокойствие. За решетку попало такое количество революционеров, что, казалось, уже некому бросать бомбы. Престиж ведомства, возглавляемого Вячеславом Константиновичем Плеве, стремительно рос в глазах монарха. Директор Департамента примерял себя к роли министра, ему казалось, что Судейкин с Дегаевым старались для него освободить кресло [319]. Когда же план убийства Толстого приобрел огласку, Плеве не только удалось удержаться в правительству, он смог даже возвыситься. Судите сами, перед вами послужной список В. К. Плеве:
1881—1884 годы — директор Департамента полиции,
1884—1894 годы — сенатор, товарищ министра внутренних дел,
1894—1899 годы — государственный секретарь,
1899—1902 годы — статс-секретарь; министр Финляндии,
1902—1904 годы — министр внутренних дел.
Через 21 год после разгула поддержанной им дегаевщины Плеве будет убит при участии провокатора Азефа именно так, как желал когда-то сам устранить Толстого. Не покровительствуй Плеве дегаевщине, быть может, не появился бы и Азеф. Бомба Е. С. Сазонова, направленная Азефом, прервала жизнь В. К- Плеве, этого полицейского исчадия, ведавшего, что творит, лишь не ведавшего, чем дело рук его ему обернется. Судейкина же он ненавидел, потому что боялся, а не бояться его он не мог, слишком хорошо знал директор Департамента полиции своего подчиненного. Позже он мстил ученикам Судейкина за свой страх перед их учителем.
СТРАХ ПРОВОКАТОРА
С. П. Дегаев, будучи человеком бесспорно умным (все, кто оставил о нем воспоминания, в один голос отзываются именно так), наблюдательным и склонным к анализу происходящего, летом 1883 года пришел к мысли о том, что, как бы ни развивались события, они могут иметь для него неизбежно трагическое завершение. Он постепенно понял, в какую бездну позволил себя затянуть. Бежать от революционеров и полицейских Дегаев не решился, понимая, что Судейкин сумеет организовать погоню, от которой не укрыться. Инспектор охранки сделал бы все, чтобы настигнуть беглеца, знавшего слишком много о своем начальнике. Революционеры тоже не сидели бы сложа руки, Дегаев и это превосходно понимал.
Уже весной 1883 года в столичных кружках начали поговаривать о том, что в центре «Народной воли» действует правительственный агент. Иначе чем можно объяснить небывалый поток провалов? Рано или поздно народовольцы неминуемо обратили бы свои взоры на Дегаева, и тогда расправа была бы неизбежна [320]. Незадолго до этого были безжалостно казнены три провокатора: А. Жарков, С. Прайма и Ф. Шкряба [321]. Но еще большая опасность исходила от Судейкина. Чувствуя свою силу, Судейкин в общении с Дега'евым дошел в откровениях до цинизма. Дегаев понял, что как только Судейкин выжмет из него все, то, потеряв к нему интерес, любыми путями избавится от ненужного соучастника и свидетеля. Тому немало примеров в истории русской политической полиции, и один из них мы находим в практике сотрудничества Дегаева с Судейкиным.