Министр и его сотрудник оживлённо обменивались впечатлениями. Дезире Ферран был полон решимости, отваги и честолюбивых надежд на будущее.
— Верьте мне, Наварре, — пылко говорил он, — скоро наш кабинет станет кабинетом премьер-министра. Я не спорю, Монье — достойнейший человек, но он уже немолод. А теперь стране нужны другие люди — сильные, энергичные, решительные…
— Вроде вас. Не правда ли, мой дорогой Ферран? — докончил за него Наварре.
— Ну что ж, пожалуй, — согласился министр. — Не скрою, я честолюбив. Все эти приёмы и банкеты, конечно, быстро надоедают, но ради такой встречи, как сегодня, со студентами университета, я готов на многое.
Наварре подавил зевок.
— Не столько надоедают, сколько утомляют…
— Ну и ну! — весело воскликнул министр. — Похоже, унылые заседания апелляционного суда в Дуэ, на которых вы были председателем, пока меня не избрали, вам больше по душе, чем ваш нынешний пост. Неужели вам не нравится здесь, в Париже?
— Что вы, конечно нравится! Я очень благодарен вам, Ферран, за то, что вы сделали меня членом кабинета.
Экипаж подъехал к особняку, и кучер, придерживая рвущихся с места лошадей, громко крикнул, чтобы открыли ворота. Минуту спустя экипаж стоял у входа в личные апартаменты министра. Наварре на прощание обменялся рукопожатием с Дезире Ферраном и, подняв воротник пальто, пересёк сад, вышел на улицу и быстро зашагал к себе домой.
Начальнику канцелярии было сорок пять лет. Он не один год проработал в Дуэйском суде и работал бы там до сих пор, если бы его давний друг Дезире Ферран не был избран министром и не начал формировать новый кабинет. Наварре был скромным человеком без особых амбиций. Он опасался, что его новая должность будет чересчур напряжённой и утомительной, однако не отказался от неё, надеясь скоро выйти в отставку или дождаться смены правительства, а затем получить спокойное и почётное место где-нибудь в кассационном суде.
Дезире Ферран был человеком совсем иного склада. Он закончил медицинский факультет и какое-то время работал врачом. Однако эта профессия его почти не интересовала. Гораздо больше Феррана привлекала политика. Тем не менее он не оставлял практики, создавая себе репутацию опытного и великодушного врача. Расчёт Феррана оказался верным, и на первых же депутатских выборах он получил абсолютное большинство голосов. Деятельность депутата целиком соответствовала характеру Феррана. Вскоре его заметили в Париже, и премьер-министр Монье выдвинул его на пост младшего секретаря своего кабинета. Но карьера Феррана на этом не остановилась. Он продолжал продвигаться вперёд и в результате серии отставок и изменений в составе правительства занял третий по важности пост в государстве — пост министра юстиции. Но и это было ещё не всё. Недавнее покушение не только не уронило его в глазах общественного мнения, но, наоборот, чрезвычайно способствовало его популярности. Это был шанс для нового продвижения вперёд, который Дезире Ферран не собирался упускать.
На пороге министр был церемонно встречен своим пожилым и верным слугой Батистеном.
— Господину министру угодно раздеться?
— Да, Батистен, я чертовски устал.
— Ночная рубашка господина министра уже готова.
— Не спешите, Батистен. Принесите мне лучше домашний пиджак. У меня ещё есть кое-какие дела.
С этими словами Дезире Ферран указал на свой рабочий стол, где громоздились стопки папок и документов. Это были многочисленные письма, одни уже вскрытые, другие ещё не распечатанные, на которые сотрудники кабинета предпочитали не отвечать, не проконсультировавшись предварительно с министром. Эту гору корреспонденции необходимо было срочно разобрать.
Неподвижный, величественный Батистен молча ожидал дальнейших распоряжений.
— Вы можете идти, мой друг, — сказал Дезире Ферран. — Я разденусь сам. Разбудите меня завтра утром не раньше семи часов. Мне необходимо немного отдохнуть.
«Ещё неизвестно, во сколько я лягу, — закончил он про себя, взглянув на стопку писем. — Подумать только, всё это с грифом „срочно“, а ведь многие конверты я не успеваю вскрыть по нескольку дней. Что же происходит с документами, которые рассматриваются в общем порядке?»
Министр никак не мог сосредоточиться, чтобы как следует приняться за работу. Было очень душно, и он открыл окно, выходящее на площадь Вандом. Несколько секунд он стоял, опёршись на подоконник. Перед ним возвышалась величественная колонна, увенчанная статуей Императора. Министр позволил себе несколько минут помечтать, строя возвышенные планы. Он машинально вглядывался в черты лица бронзовой статуи, воздвигнутой в честь величайшего человека, чьё имя переживёт века.