— Это вы? — Женщина улыбнулась. — Вы пропали из моей жизни на тысячу лет. — Всего на десять, Елена Петровна.
— Разве? Вы здесь веселитесь, Александр Петрович? «Помнит имя», — обрадовался Бахтин.
— По мере сил, — улыбнулся он, — позвольте стакан лимонада. — Он положил на прилавок червонец. Елена Петровна протянула ему стакан и сказала:
— Я сейчас попрошу распорядителя, чтобы меня заменили. Угостите меня мороженым? — Конечно. Извольте. — Тогда идите к окну.
У окна, словно на заказ, стояло два жиденьких кресла, обитых светлым штофом. Бахтин взял мороженое и, держа блюдечко в руках, следил, как медленно оплывает розоватый кубик. Вот уже на донышке блюдца появилась розовая пленка, а Лена не шла. Вот начала опадать макушка, а ее все не было. Она появилась, когда почти весь кубик растаял.
— Ну и хорошо, — она взяла блюдце, — теперь точно не застужу горло. — Она села удобно, съела первую ложку. — А теперь давайте говорить.
Графа он так и не взял в тот вечер, резко изменивший всю его жизнь.
Елена была замужем за чиновником Министерства Императорского двора и уделов. Муж ее, статский советник Алексей Егорович Кручинин, был столоначальником в Департаменте уделов и занимался императорским имуществом за границей. В настоящее время он находился в Швеции. В том году двоюродная сестра царя, великая княгиня Мария Павловна, вышла замуж за второго сына шведского короля Густава. В качестве свадебного подарка царь построил молодым дворец. Но мало того что построил. Шведская династия была не очень богатой и содержать великую княгиню было поручено министру двора и уделов графу Фредериксу. Вот почему статский советник Кручинин пять месяцев в году находился в Швеции. На этот раз он уехал на две недели, и отсчет дням этим только начался…
Год этот он прожил лихорадочно, горячечно как-то. Когда не было Кручинина летом, они уезжали на смешном прогулочном пароходе Островской линии на Крестовский остров. Садились у Летнего сада и мимо Выборгской, Ботанического сада, Черной речки, Новой деревни, Славянки прямо на Крестовский остров. В знаменитый сад, который никогда не посещали знакомые Лены Кручининой. Там они обедали в дощатом, летнем ресторане.
Бахтина здесь знали, поэтому кормили отменно. Потом, ближе к вечеру, они уезжали к нему на Офицерскую. Когда же Кручинин был в Петербурге, то встречи их становились реже. Иногда она приезжала к нему на Офицерскую, иногда они уезжали на паровом трамвае со Знаменской площади до конечной остановки деревни Мурзинки и гуляли там по дороге вдоль рощи.
Перед самым Новым годом, кухарка Мария Сергеевна, ворвалась в его кабинет: — Барин, к вам господин. — Какой? — Важный очень. Одет богато, как шулер. — Проси, — усмехнулся Бахтин. — За время службы у него Мария Сергеевна выработа ла собственную градацию социального положения его гостей. Бахтин надел пиджак и вышел в гостиную. В кресле сидел Глебов.
— Чем могу? — Он даже голосом не выдал своего волнения. Глебов подошел, протянул руку.
— Квартира казенная? — поинтересовался он. — Видимо, о трех комнатах?
— Да. — Бахтин пытался предугадать, когда известный петербургский златоуст перейдет к главному.
— Чин на вас, Александр Петрович, надворный советник, переводя на армейскую величину, подполковник. Стало быть, дослужились до звания ваше высокоблагородие. А жалованье ваше? — А, собственно, зачем вам?
— Зачем мне? — Глебов достал сигару, вынул из жилетного кармана золотые ножнички, обрезал кончик. — Позвольте спички. Бахтин взял со столика коробок, протянул ему.
— Мерси. — Глебов выпустил тугое облако дыма. — Итак, жалованье ваше со всеми надбавками за чин одна тысяча четыреста тридцать рублей в год. Так?
Бахтин молчал, догадываясь, куда направляет беседу Глебов.
— Взяток вы не берете, это я знаю доподлинно. Наградные к праздникам, за удачные дела — пусть пятьсот в год, столовые вы не получаете.
— Простите, Петр Петрович, кто дал вам право приходить ко мне и считать доходы? — Справедливо, милый друг… — Извольте говорить со мной без амикошонства.
— И это справедливо. Так вот, Елена мне рассказала все. Вы думаете, что я негодяй, не желающий счастья дочери. Ошибаетесь. Если бы она полюбила вас девицей и вы пришли ко мне, я бы отдал ее вам, правда, перевел бы вас на другую службу. — Куда же? — усмехнулся Бахтин.
— В ваш же департамент, чиновником, старшим письмоводителем, помощником столоначальника, потом столоначальником.
— Благодарю, Петр Петрович, я знаком с устройством департамента полиции.
— Но сейчас я не могу, чтобы Елена бросала мужа. Кручинин — господин со связями, вхожий в дом графа Фредерикса, вы можете опять попасть в историю. — Что вы хотите от меня? — Оставьте Елену в покое. — Это зависит не только от меня.
— Вот письмо. Подождите, не читайте. Елена делает это не только ради вас, но и ради нашей семьи. Когда-нибудь вы это поймете.
«Саша! Милый! Прости меня. Я отреклась от тебя, но так будет лучше для всех. Прости. Елена».
Бахтин подошел к окну. На мостовой околоточный надзиратель гонял прочь ломового извозчика. Околоточный грозил ему кулаком, затянутым в кожу перчатки, а извозчик, видимо хвативший лишку, кланялся шутейно в пол, как купец Иван Калашников из спектакля Народного театра. — Что мне передать Елене, Александр Петрович? — Я выполню ее просьбу. — Честь имею.