— Вы здесь единственная телефонистка?
— Да. Если я болею или в отпуске, берут временную работницу.
— Как часто он звонил?
— Каждый день, когда она была на работе. Иногда два-три раза в день.
— Он никогда не называл своего имени?
— Никогда.
— Все звонки проходят через вас?
— Да. Только у Брэкстонов прямая линия.
— Кто-нибудь еще звонил ей по личным делам?
— Пожалуй, нет.
Мэлоун заметил скользнувшую по ее лицу тень.
— То, что случилось с Айзингер, может произойти с любой женщиной, которая живет одна, — сказал он. — Очень важно выяснить, с кем она разговаривала. Все останется между нами, я вам обещаю.
Он склонился над пультом, глядя на нее.
— Прошу вас.
Она смотрела на него. Загудел зуммер. Сняв трубку, она соединила звонившего с внутренним номером.
— Может быть, вы спасли бы жизнь другой женщине, — сказал Мэлоун.
— Ей время от времени звонила какая-то Андреа, — проговорила телефонистка.
— О чем они говорили?
— Я не знаю. Они говорили на разных языках.
— Каких?
— Я не знаю. Иногда — по-английски.
— О чем? — небрежно спросил Мэлоун.
— Лейтенант! Я не подслушиваю разговоры!
— О, я прекрасно это знаю! Но иногда случается, телефонистки нажимают не ту кнопку.
— Ну, вообще-то я один раз слышала часть их разговора. Это было в четверг, как раз перед тем, как Сара взяла отпуск. Она сказала Андреа, чтобы та посмотрела песню. Сара была очень возбуждена.
— Упоминала название песни?
— Нет. Только сказала, чтобы та посмотрела эту песню и что все поймет.
— Что поймет?
— Я не знаю. — Она пожала плечами, состроив гримасу.
Глава 4
Пятница, 12 июня
Когда Мэлоун поднялся к себе, придя на работу, у дверей дежурки сидела на скамье пожилая пара. Седые волосы женщины были стянуты в пучок. Черное поношенное платье было ей велико. Опустив голову, она поглаживала большим пальцем пластиковую обложку записной книжки, лежавшей у нее на коленях. Мужчина, сгорбившись, рассматривал свои руки, покрытые старческими бурыми пятнами. Бросив на посетителей взгляд, Мэлоун вошел в комнату, где работала бригада, и направился прямо к кофеварке. Наполняя чашку, он выбирал взглядом, какую взять булочку из разорванного пакета, лежавшего возле кофейника. Вытащил одну, облитую глазурью, откусил немного и отступил на шаг, спасаясь от фонтана сахарной пудры.
— Кто они? — Он указал на дверь.
— Айзингеры. — Штерн поднял глаза от пишущей машинки. — Утром им сообщили из управления в Браунсвике.
— Дай мне минуту, потом зови их, — попросил Мэлоун, направляясь в свой кабинет.
Сначала он просмотрел форму 60 — список ночных происшествий.
Некая Роза Дженнингс, негритянка тридцати двух лет, будучи сыта по горло пустыми обещаниями своего женатого дружка, помочилась в кастрюлю, пошла на кухню, достала из-под мойки хранившийся там щелок, потом смешала его с содержимым кастрюли. Крепко держа кастрюлю обеими руками, встряхивая содержимое, она склонилась над своим спящим дружком, долго его разглядывая, потом с криком «Лживый ублюдок!» выплеснула смесь ему в лицо. Все, красавцем его больше никто никогда не назовет. Роза Дженнингс, свершив возмездие, подошла к телефону, вызвала «скорую», полицию и жену пострадавшего.
«Заботливая дама», — подумал Мэлоун, допивая кофе из чашки, на которой красовалась надпись «Коп».
Еще одно бытовое преступление. Примитив. Пока ему везет.
— Лейтенант, к вам Ханна и Джекоб Айзингеры, — объявил Штерн, вводя пожилых супругов и усаживая их на стулья.
— Прежде всего позвольте выразить вам наши соболезнования, — заговорил Мэлоун, — и заверить, что мы делаем все возможное, чтобы найти и покарать преступников.
Айзингеры молчали, как бы застыв в скорбном оцепенении, и смотрели пустыми глазами на карточки и списки телефонов на столе. Мэлоун принялся сочувственно задавать вопросы. С кем дружила дочь? Кто мог желать ее смерти? Было ли в прошлом их дочери что-либо, способное заинтересовать полицию? В ответ ни слова. Лейтенант взглянул на О'Шонесси, Дэвиса и Штерна, подпиравших стену. Дэвис безнадежно пожал плечами.
— Неужели вы не можете вспомнить ничего полезного для нас? — взмолился он.
Ханна Айзингер заговорила. Она поведала историю, которую Мэлоун уже знал. Ее преследовали, но она пережила нацизм. Эмигрировала в Палестину, начав новую жизнь. Рассказала о рождении дочери, о том, как они были счастливы, наблюдая за ее превращением в красивую девушку. Потом Сару призвали на военную службу, где она пережила свою первую любовь. Когда Айзингеры решили уехать в Штаты, Сара заявила, что поедет с ними.