— Если ты снимешь пиджак и галстук и войдешь через служебный вход, можешь сойти за одного из чернокожих мойщиков посуды, пришедших вечером подработать.
— Попробую. — Джонсон начал стаскивать пиджак.
— Покажи им немного шикарной жизни. — Прищелкнув пальцами Дэвис изобразил тросточку.
— Когда войдешь, скажи, что тебя прислало бюро. Многие рестораны нанимают прислугу через бюро трудоустройства.
— А что дальше? — спросил Джонсон.
— Ты же детектив, импровизируй, — ответил Мэлоун, забирая у него пиджак.
Глава 20
Суббота, 4 июля, вечер
Вздрогнув, Мэлоун проснулся и не сразу понял, где находится. Донеслись обрывки музыки и вой пожарных сирен. Тело ломило, трудно было разомкнуть веки. Во рту пересохло. Он потер щетину на лице и подумал, как было бы хорошо, будь рядом Эрика. Чуть улыбнувшись своим мыслям, он решил, что, наверное, идет на поправку, раз ему захотелось любви. Провел кончиками пальцев по шву на голове, похожему на длинного паука. Он снял повязку, вспомнив, как кто-то сказал, что раны лучше затягиваются на воздухе. Посмотрел на часы: 8.15. Нахмурился. Неужели он так долго спал? Ведь хотел вздремнуть минуту-другую, положив голову на стол. Отснятую с крыши пленку проявили и отвезли в школу для глухонемых в Бронксе. Ее ученики умели читать по губам.
Одного из детективов направили к телефону-автомату рядом с домом Брэкстона. Вернувшись с совещания в парке, тот кому-то сразу же позвонил, а уж потом вошел в дом.
Мэлоуну оставалось лишь ждать и думать. Иногда это тяжелее всего — ожидание и невеселые мысли.
Но это не так. На самом деле это означает, что сначала надо таскаться по улицам, барам, забегаловкам, задавая вопросы, требуя ответных услуг от должников. Потом ждать и думать. Глаза ломило, как будто они плавали в озерах расплавленной лавы. Мэлоун обхватил голову руками, взгляд его упал на последние заметки в блокноте.
Картер Мурхауз из «Мурхауз интернэшнл», Уолл-стрит, 81. Так звали человека, с которым встречались Занглин и Станислав.
Детектив Джонсон сыграл свою роль прекрасно. Чернокожий полицейский без труда вошел на кухню ресторана. Прислуга была слишком занята, чтобы заметить еще одного ниггера, явившегося мыть посуду за гроши. Миновав кухню, он вошел в маленькую кладовку рядом с холодильником, снял с крючка белую куртку, напялил ее и через двустворчатые двери вошел в зал ресторана.
Он узнал Занглина и Станислава, сидевших посреди обеденного зала. Третьего он тоже узнал — это был Картер Мурхауз, который баллотировался в мэры.
Сейчас, глядя на заметки в блокноте, Мэлоун вспоминал, что ему известно о Картере Мурхаузе.
Прадед Мурхауза нажил состояние на торговле с Китаем. Дед удвоил это состояние, вложив его в железные дороги, а отец утроил, занявшись банковскими операциями. Сыночек, Картер, скупал компании и иные доходные предприятия.
Все Мурхаузы были ярыми кальвинистами, пугающе жестокими и мстительными. Говорили, что теперешний глава семьи — не исключение.
Картер Мурхауз однажды выставил свою кандидатуру от консерваторов на выборах мэра. Поражение, первое в его жизни, было унизительным. Кальвинизм и консерватизм — не те «измы», которые пользовались популярностью в Нью-Йорке.
Поначалу, хотя Мурхауз не завоевал сердца всех избирателей, он добился признания и вошел в восьмерку лучших нью-йоркских кандидатов. Он проповедовал жесткие меры борьбы с преступностью, внес ряд дельных предложений по перестройке этой системы. Даже «Нью-Йорк таймс» предоставила ему возможность высказать пространные и заумные замечания по упорядочению городских расходов. По ходу избирательной кампании тема преступности, казалось, пробудила в Мурхаузе затаенную жестокость, и это обескуражило избирателей, хотя многие из них имели свои счеты с преступным миром. Мэлоун не мог припомнить точно, когда именно появилась газетная статья в «Таймс», критиковавшая Мурхауза, но основанием для нее послужило его выступление на собрании начальников полиции в Вашингтоне. С того дня и началось его падение. Даже «Нэшнл ревью» в смятении отреклась от него.
Мэлоун пытался вспомнить его последние выступления, отчаянную битву, которую он вел с умеренными в последние дни кампании.
Но отрывочных воспоминаний было явно недостаточно, следовало больше узнать об этом человеке, изучить его, как он изучал мотивы и поведение преступников.