— Дай! — потребовала она — ничего ты не можешь, только языком молоть. Даже прибраться по нормальному не умеешь!
— Отстань от меня. Ты же сказала тебя не трогать.
— Ты дурак что ли! — обиженно бросила она ему. Достала свои войлочные нарукавники для письма, подвязала ими широкие рукава своей рубахи, чтобы не мешались и не запачкались в грязи.
Он сел за стол и закурил. Она несколько раз взмахнула метлой, с силой ударила его по башмаку, бросила грубо и сварливо.
— Чего расселся-то? За водой иди.
Он встал, пожал плечами и вышел из комнаты, пошел искать ведро.
Выходя, обернувшись, заметил, что Мариса, стоя посреди комнаты, держа в руках метлу, внимательно смотрит ему вслед. Уловив его пристальный взгляд, она резко отвернулась, чтобы он не видел ее радостного лица и счастливой улыбки, женщины, чувствующей себя полноправной хозяйкой в своем жилище.
К обеду все дела были сделаны. Комната приведена в порядок, завтрак съеден, но так, чтобы и на ужин тоже осталось немного хлеба с сыром. Пока Мариса относила в стирку, во двор, белье, детектив успел достать блокнот и сделать в нем несколько заметок о недавних происшествиях, которым он был свидетелем. По приезду в Гирту он думал писать шифром, который ему выдали еще в Мильде и который он учил в дороге, но интуиция и логика вовремя подсказали ему, что в сложившейся обстановке лучше делать записи открыто чтобы не оказаться под еще большим подозрением, а все самое важное держать в уме. Так что он просто коротко изложил все свои наблюдения, написав пару характеристик новым знакомым и принцессе Веронике, несколько раз перечитал написанное, чтобы лучше запомнить их, вырвал листы из блокнота, скомкал их и выбросил в огонь, в печь.
Время остановилось.
В комнате было открыто окно, печка натоплена, а нагретый титан в соседней комнате раскочегарен так, что оставшаяся в нем после мытья и уборки вода едва не кипела. Едкий дым от не до конца прогоревшего угля просачивался в большую комнату. Грязная вода, которой отирали пыль, вычищали грязь из всех углов, со шкафов, с подоконников и корешков книг, вылита в очко клозета. Дымные палочки черного опиума и сандала, которые Мариса в изобилии накупила позавчера на ярмарке, курились в вазочке с песком для просушки рукописей, на столе, а за окном светлело серое, по-осеннему пасмурное и серое, дождливое небо. Там, на улице, стучали колеса и копыта лошадей, переговаривались люди. Мариса и Вертура лежали на кровати, отдыхая после проделанной работы. Она, держа его за ладони, навалившись на него спиной, он обнимая и лаская ее грудь и плечи. Вели свои нехитрые разговоры, обсуждали всякую ерунду, вроде позавчерашних происшествий и что могло случиться с доктором Саксом, которого оставили на ярмарке напившимся и упавшим рядом с такими же пьяными в дрова студентами, Фанкиля, Ингу, Еву, Даскина, инспектора Тралле и, конечно же, принцессу Веронику.
Потом Вертура начал рассказывать про Лиру. Перемежая отрывочные воспоминания из своего детства с чудными, дикими, выдумками, что он неоднократно слышал в кабаках и салонах, от офицеров, торговцев, моряков и путешественников, принялся рассказывать как нам, на юге, откуда он родом, на самом деле. Мариса как будто заинтересованно слушала его, улыбалась, важно кивала в ответ, и было совершенно невозможно понять по ее лукавым репликам, по ее хитрому выражению лица, принимает ли она сказанное за чистую монету или считает его бессовестным, нагло врущим, чтобы возвыситься в ее глазах, выдумщиком.
Где-то вдалеке одиноко стучал рычаг колонки, моросил дождь. И не было ничего кроме этого серого, бесконечного дня, шелеста берез за окном и журчания воды бегущей по камням под уклон мостовой и задувающего с улицы через открытое настежь окно холодного, с ароматом морской соли, с легким привкусом конского навоза и дыма от очагов ветра. Весь мир исчез за этой тихой пасмурной дождливой завесой. Не осталось ничего — ни службы, ни фестиваля, ни вчерашних жутких происшествий, ни черных елей в парке через дорогу, перед домом графа Прицци, ни каких-либо стоящих беспокойства мыслей. Только эта комната в большом доме, где где-то как будто совсем далеко, в ином мире, за стенами, за крепко запертыми на засов дверьми, тоже живут, переговариваются, топочут, хлопают дверями и двигают мебель, какие-то совершенно чужие и невнятные люди, до которых ни Вертуре, ни Марисе не было совершенно никакого дела.
— А может действительно, раз так приглашают, сходить что ли с тобой к отцу Ингвару? — закрыла глаза, откинула голову ему на грудь, ласково и мечтательно спросила Мариса у детектива.