Молодой Герцог провел перестановки в магистрате, назначил на место городских чиновников новых людей — в основном тех, кого знал с самого детства, своих оруженосцев, однокашников и клевретов, чем вызвал еще большое неудовольствие среди жителей Гирты. А потом то у одной незамужней женщины из приличной, небедной семьи, то у другой, начали рождаться дети с желтыми глазами, как у жены герцога Конрада, Сив. Все они страшно кричали, когда их крестили, пытались сорвать с себя крест, и в городе заговорили о том, что это дурной знак и что для Гирты наступают последние дни.
Огонь в печи почти прогорел. Вертура лежал с закрытыми глазами. Словно сон, словно целую прожитую жизнь, он увидел перед собой прошедшую перед его внутренним взором историю, случившуюся в конце прошлого века, со времен которой прошло уже более пятидесяти лет.
— Ты как будто сама все это видела — тихо похвалил он Марису. Та открыла глаза и ответила серьезно и грустно.
— Я хотела написать книгу, но у меня ничего не вышло. Историю Адама Роместальдуса от сэра Конрада до Смуты. Искала о нем в мемуарах, расспрашивала старожилов, смотрела подшивки газет. Пыталась собрать все воедино так, чтобы было занимательно, поучительно и интересно, но все что выходило было как-то по-детски, глупо, нелепо, наивно… Быть может, потому что это слишком серьезные для меня темы, и я просто не знаю как правильно писать о них. Но все именно так и было. Двое, кто видели этот алтарь своими глазами, рассказывали мне об этом…
— Это не те вещи, о которых болтают со случайными собутыльниками в кабаке… — осторожно заметил детектив.
— Да. Так оно и есть — согласилась Мариса. Ее голос стал тяжелым и глухим. По всему было видно, что она очень хочет рассказать ему что-то очень важное, чтобы высказать все эти тяготящие душу воспоминания и мысли, но по какой-то причине пока не собирается делиться этим с детективом. Она резко повернулась к нему спиной и уставилась в противоположную стену. Вертура развернулся к ней, заботливо укрыл ее и себя одеялами, положил руку поверх ее бедра, притянул к себе, спросил.
— Не хочешь об этом говорить?
— Может быть, в другой раз — тихо ответила она и потребовала — обними.
Взяв его руку, положила ее себе на грудь.
В комнате было холодно. Детектив лежал, смотрел поверх плеча Марисы на матовую дверцу печки, за которой тускло багровели раскаленные угли, оставшиеся от давно прогоревших поленьев. В какой-то момент ему почувствовалось что она плачет, но, когда он приподнялся на подушке, на локте и заглянул в ее лицо, понял что он ошибся. Ее застывшие глаза были сухими. Она тоже смотрела в огонь, наверное, думала какие-то свои печальные тяжелые мысли, быть может, ждала от него ласкового слова или поддержки. Он ободряюще погладил ее плечо, поцеловал в щеку и в шею, снова обнял за грудь и прижал спиной к себе. Она положила свою ладонь поверх его руки.
— Я знаю как это. Но это всего лишь рана — тяжело вздохнул он, прошептал ей ласково и тихо — и она до сих пор болит.
Ее рука дрогнула, пожимая его пальцы в ответ.
— В первый раз увиделась Юлия, ну это моя старая знакомая… Очень отчетливый, яркий образ, давно такого не было. Потом банкет после сдачи экзаменов в Академии — загадочно ответил детективу Фанкиль, отстраняясь от микроскопа и разминая на ладони щепотку грозовой травы. Он вдохнул и прикрыл глаза, расслабился, улыбнулся. Сложил руку троеперстно, но все же удержался от непроизвольного жеста — теперь колокола Лиры… Забавный эффект. Вот что это.
Он развернул на столе, продемонстрировал Вертуре раскрытый справочник с названием на цурике, рисунком и аннотацией о том, что грозовая трава это папоротник, что вещества, содержащиеся в нем, не имеют никаких выявленных психоактивных эффектов, но при этом, благодаря уникальному набору простых ароматов, только в сумме и определенной пропорции влияющих на восприятие человека, он способен активизировать произвольные сильные чувства, воспоминания и мысли. Механизм этого влияния на психику не имеет никакого доказанного химического или медицинского объяснения и по принципу действия сходен с эффектом плацебо.
— Господь Бог создал в душе человека пустоту, которую нельзя заполнить никакими материальными ценностями — возвращая детективу кисет, назидательно объяснил Фанкиль — а еще он создал ключи к нашей дурной голове и это один из них. Ну и где эти ваши свободы воли и выбора, о которых вы все так любите говорить? Сколько я вокруг Гирты ходил, ни разу не видел.