Когда он подъехал к дому номер два по Соулс-корт, фасад этого изящного здания в стиле королевы Анны был таким же темным, как и у окружающих домов. Ни один лучик света не пробивался сквозь старомодные деревянные ставни больших ромбовидных окон.
Кемпион вышел из машины и позвонил в медный колокольчик. Внутри послышались тяжелые шаги, дверь распахнулась, и в следующий миг он уже вдыхал запахи мебельного лака, тепла и табака — тот особенный аромат, который присущ хорошо обустроенному уютному жилищу. Встретившая его служанка была рослой, немолодой представительницей графства Кембридж в одежде, строгость которой не была смягчена никакими современными ухищрениями, порожденными женской эмансипацией. Современному человеку ее накрахмаленный и отделанный кружевами чепец показался бы весьма архаичным головным убором. Она одарила молодого человека одной-единственной приветственной улыбкой.
— Мистер Кемпион, — сказала она, — мистер Маркус ожидает вас в столовой. Повар приготовил для вас холодный ужин.
Кемпион, немного напуганный тем, что за прошедшее десятилетие в доме Фезерстоунов ничего не изменилось, любезно улыбнулся и снял пальто и шляпу.
— Как поживает ваш ревматизм? — спросил он. Он боялся ошибиться, назвав ее по имени, но помнил о ее болезни.
Его любезность была вознаграждена. Почти не скрывая удовольствия, она ответила:
— Все еще мучает меня, сэр, благодарю вас.
Потом она направилась по длинному обшитому панелями коридору, поскрипывая белым накрахмаленным фартуком и стуча тяжелыми башмаками по цветному кафелю. Спустя мгновение Кемпион увидел своего старого приятеля.
Маркус Фезерстоун поднялся с кресла с высокой спинкой, стоявшего перед камином, и направился ему навстречу. Это был высокий мужчина примерно двадцати восьми лет от роду, наружность которого соответствовала его возрасту и воспитанию. Он был одет с нарочитой небрежностью; костюм хорошего покроя был ему явно великоват, а вьющиеся рыжевато-каштановые волосы были слегка растрепаны и немного длинноваты с точки зрения тогдашней моды. Его худое аскетичное лицо было довольно красивым, хотя по его поведению было видно, что ему очень хочется выглядеть старше и солиднее своих лет. Но в момент встречи, несмотря на попытки продемонстрировать некоторое превосходство над Кемпионом, он был в самой настоящей панике. Он пересек комнату и пожал руку Кемпиону.
— Привет, Кемпион, я так рад вашему приезду, — сказал он. — Боюсь, то, что я считал мухой, оказалось все-таки слоном. — Не хотите ли подкрепиться? — спросил он, указав на обеденный стол. Он говорил короткими фразами, что производило впечатление робости, совершенно не вязавшееся с его вполне непринужденными манерами.
В ярком свете огромной хрустальной люстры, висевшей над столом, лицо Кемпиона казалось еще менее выразительным, чем обычно, а когда он заговорил, его голос звучал нерешительно и не выражал никаких эмоций.
— Я просмотрел газеты перед тем, как сюда приехать, — сказал он. — Плохо дело.
Маркус посмотрел на него внимательно, но лицо его приятеля было серьезным, и только. Кемпион продолжал говорить, как всегда, перепрыгивая с одной мысли на другую, что так раздражало многих его знакомых.
— Я высадил мисс Блаунт у «Сократес Клоуз». Очаровательная девушка. Примите мои поздравления, Маркус.
Слишком яркий свет, полированное ореховое дерево и сверкающие серебряные приборы в сочетании с прохладным воздухом комнаты каким-то образом подчеркивали формальный характер неожиданной встречи старых знакомых. Кемпион принимал все более и более отстраненный вид, а Маркус, который был холодноват от природы, через некоторое время и вовсе замолчал.
Кемпион отведал холодной свинины с серьезностью, соответствующей моменту. Маркус вежливо ухаживал за ним, в точности следуя правилам этикета, в соответствии с которыми вновь прибывшего гостя нужно было немедленно накормить, и желательно какими-нибудь холодными закусками.
Что же касается Кемпиона, он, казалось, не видел в этой ситуации ничего необычного. Похоже было, что угощаться ветчиной на месте случившейся трагедии было для него самым обычным делом. Только покончив с трапезой и вежливо приняв предложенную ему сигарету, он взглянул на Маркуса с любезной улыбкой и непринужденным тоном, слегка повысив голос, спросил: