Рассказывая про духи, мама оживлялась сильнее всего.
— В те времена все умели различать приятные запахи. И находили это прекрасным. Но теперь — увы! — все изменилось. Духов больше не продают. Да и покупать их никто не желает. Исчезли они как раз той осенью, когда мы с папой поженились. Все жители собрались на берегу реки со своими флакончиками. Они откупоривали их и выливали духи в воду. Напоследок, помню, кое-кто еще подносил флакончик к носу, словно желая запомнить аромат… Но способность различать такие тонкие запахи уже исчезла вместе с воспоминаниями о них. Духи просто вылили в реку. Еще несколько дней здесь над городом висела жуткая вонь — удушающая смесь всех ароматов сразу, от этого даже рыба всплывала брюхом вверх. Но никто особо не обращал внимания. Все уже расстались с запахами навсегда…
Мама закончила рассказ, глаза ее погрустнели. Она усадила меня к себе на колени, обняла и позволила понюхать аромат у себя на шее.
— Ну, как тебе? — спросила она.
Я даже не знала, что ответить. То есть да, какой-то запах я уловила. Но не такой, как у только что выпеченного хлеба, и не такой, как у хлорки в бассейне. А кроме этих двух, никаких больше запахов в памяти не всплывало.
Поняв, что ответа не будет, мама обреченно вздохнула.
— Ладно… Пускай для тебя это просто немного воды в бутылочке. Ничего не поделаешь. Вспоминать то, что давно исчезло, людям на этом острове нелегко.
Она спрятала флакончик обратно в ящик.
Часы в мастерской пробили девять раз. Я отправилась в свою комнату — укладываться в постель. Мама взяла молоток и вновь принялась за работу. В окошко под самым потолком заглянул тоненький серп луны.
Когда она пришла поцеловать меня на ночь, я наконец решилась спросить у нее то, что давно хотела:
— Почему ты так хорошо помнишь то, что исчезло? Почему до сих пор чувствуешь аромат духов, о котором все позабыли?
Она посмотрела на луну за окном и кончиками пальцев стряхнула каменную пыль с передника.
— Может, потому, что все время об этом думаю?
Ее голос звучал приглушенно.
— Но я правда не понимаю… — не унималась я. — Ты — единственная, кто помнит все, что исчезло? И ты всегда, всегда будешь это помнить?
Она вдруг опустила взгляд — так, словно я напомнила ей о чем-то печальном. Чтобы утешить маму, я поцеловала ее на прощание.
2
Мама умерла, затем умер папа, и с тех пор я живу в этом доме одна. Нянька, что следила за мной во младенчестве, скончалась от сердечного приступа в позапрошлом году.
Кажется, где-то в деревне за северными горами — у истока реки — еще живет семья моего двоюродного брата, но с ними я никогда не встречалась. Склоны северных гор покрыты колючими деревьями, а вершины вечно утопают в тумане, так что перебираться на ту сторону хребта почти никому и в голову не приходило. А поскольку карт на острове не осталось — видимо, утрачены давным-давно, — ни как выглядит наш остров в целом, ни что находится по ту сторону гор, не знает никто.
Мой папа был ученым, исследовал птиц. Он работал в обсерватории на самой вершине Южного холма. И примерно треть каждого года жизни дневал и ночевал в своей лаборатории, где собирал данные, фотографировал птиц и выводил в инкубаторе птенцов.
Я часто приходила к нему — приносила домашние обеды. Его молодые коллеги меня баловали и угощали бисквитами и какао.
Я забиралась к нему на колени, заглядывала в его бинокль. Форма клюва, цвет ободков вокруг глаз, размах крыльев — ни одна мелочь не ускользала от папиного внимания, прежде чем он торжественно объявлял имя распознанной птицы. Когда я уставала держать тяжелый бинокль, он помогал мне и придерживал его левой рукой.
Когда вот так, щека к щеке, мы разглядывали с ним птиц, меня часто подмывало задать папе тот самый вопрос: знает ли он, что хранит мама в ящиках старого комода за лестницей в мастерской? Но каждый раз, когда я открывала рот, мне чудился профиль мамы, глядевшей на лунный серп в подвальном окошке, и слова застревали в горле. Вместо этого я только повторяла ее напутствие:
— Ешь скорей, пока не испортилось!
На прощание он провожал меня до автобусной остановки. Когда мы проходили мимо птичьих кормушек, я задерживалась, чтобы раскрошить там кусочек бисквита, которым меня угощали папины коллеги.