— Но почему? — спросила я, ловя себя на том, что с самого появления здесь говорю сплошными вопросами.
— Потому что такие правила. — Его брови на миг изогнулись.
— Но там нет ничего подозрительного… Вот же, проверьте сами!
Опрокинув сумку, я вывалила на стол содержимое. Баночка с мятными таблетками и пачка термопластырей брякнулись о столешницу и затихли.
— Вашего друга обеспечивают полноценным питанием и теплой постелью, — сказал офицер, даже не глядя на стол. — Вам не о чем беспокоиться.
— Он всего лишь пенсионер, который доживает свой век на старом пароме. Все распоряжения выполняет, стирает из памяти все, что положено. Уверена, у вас нет причин держать его здесь.
— Это решаем мы.
— И что же вы решили? Я могу это как-то узнать?
— Вы слишком часто просите невозможного, юная госпожа! — произнес офицер, стискивая пальцами виски. — Почти все, чем занимается Тайная полиция, необходимо сохранять в тайне. Как и следует из нашего названия.
— И даже просто удостовериться, что человек жив-здоров, у вас тоже нельзя?
— Разумеется, он жив-здоров! Если, как вы говорите, он следует всем указаниям, то и волноваться не стоит. Или вы все-таки знаете о нем нечто такое, из-за чего волноваться стоило бы?
На такую детскую разводку меня не поймаешь, подумала я.
— Нет… Ничего такого не знаю.
— Ну, тогда и не волнуйтесь. Мы попросили его немного посотрудничать с нами, вот и все. Кормят его трижды в день без ограничений. Все наши повара когда-то работали в лучших ресторанах этого острова. Боюсь, что ваше угощение в него уже просто не влезет!
Бросив взгляд на вещи из моей сумки, он поморщился так брезгливо, будто увидел чье-то грязное белье.
— И сообщить, когда его отпустят домой, ваши правила тоже не позволяют?
— Именно так. Я смотрю, вы все схватываете на лету! — ответил он с улыбкой и закинул ногу на ногу. Медали на его груди закачались. — Наша главная задача — делать так, чтобы после каждого исчезновения все воспоминания, которые более не нужны, стирались быстро и своевременно. Хранить ненужную память до бесконечности — только вредить себе же. Вы согласны? Если большой палец на вашей ноге поразила гангрена, вы отрежете его, чтобы не потерять всю ногу, не так ли? Вот и здесь то же самое. Проблема лишь в том, что память, как и душа, не имеет формы. То, что в ней прячется, ни потрогать, ни измерить физически невозможно. И поскольку мы имеем дело с невидимым, нам приходится использовать интуицию. Работа эта очень тонкая и деликатная. Чтобы вычислить, диагностировать и ликвидировать такую бестелесную субстанцию, как чей-то секрет, мы просто вынуждены засекречивать все, что можем, и со своей стороны… Вот такие дела.
Выложив мне все это на одном дыхании, он умолк и забарабанил пальцами по столу.
Я увидела, как за окном проехал трамвай. Вот он завернул за угол, а с крыши здания на тротуар свалилась охапка снега. Впервые за долгое время солнце, хотя и совсем слабое, явилось людям, а его отблески на сугробах даже слепили глаза. У входа в банк на другой стороне улицы выстроилась очередь из пожелавших снять деньги. Каждый поеживался от мороза и потирал руки, пытаясь согреться.
В комнате вокруг меня было тепло и комфортно. И абсолютно тихо, если не считать постукивания пальцев офицера по столу. Парочка охранников все так же недвижно стояла у входа. Случайно глянув вниз, на свои грязные ботинки, я вдруг заметила, что мои чулки уже почти сухие.
Расспрашивать дальше о старике, похоже, было уже бессмысленно. Несмотря на все мои усилия в стенах этого здания, я по-прежнему не имела понятия, что с ним. Вздохнув, я собрала со стола вещи, спрятала обратно в сумку. Булочки, которые я выносила из дому еще теплыми, совсем остыли.
— Ну, а теперь, — проговорил офицер, доставая из стола какую-то бумагу, — моя очередь задавать вопросы.
Бумага эта — глянцевая, с пепельно-серыми прожилками — оказалась анкетой с пустыми графами. Помимо имени, адреса и рода занятий, туда следовало вписать образование, историю болезней, вероисповедание, рабочие навыки, а также рост, вес, размер обуви, цвет волос, группу крови и много всего другого.
— Писать можно этим, прошу вас! — добавил он, достал из кармана шариковую ручку и протянул мне.
Тут-то я впервые и пожалела о том, что пришла. Чем больше информации я предоставлю им о себе, тем ближе они подберутся и к R. Мне явно стоило бы подумать об этом заранее. Теперь же отнекиваться и мямлить у них на глазах было еще опаснее. После всего, что случилось с мамой, они наверняка уже собрали обо мне всю информацию, какая только возможна. В именах, адресах и так далее никакой нужды не было. Они просто проверяли мои нервы. И самое важное сейчас — держаться так, словно ничего особенного не происходит.