— Это полицейский, — тихо сказал он.
— Думаю, что здесь температура воздуха была градуса на два с половиной ниже, чем в городе, — произнесла Беата Лённ, набирая номер на мобильном телефоне.
— Точно, — подтвердил Растаманская Шапка, глотнув кофе из крышки термоса. — Цвет кожных покровов еще не изменился. Значит, где-то между восемью и десятью?
— Это полицейский, — повторил Антон. — Поэтому приехали все, так ведь?
— Катрина? — заговорила Беата. — Сможешь проверить для меня кое-что? Речь о деле Сандры Тветен. Правильно.
— Вот блин! — воскликнул Шапка. — Я же просил их подождать, пока не привезут мешки для трупов.
Антон повернулся и увидел вылезающих из чащи леса двух мужчин с носилками криминалистической группы. Из-под покрывала торчала пара велосипедных кроссовок.
— Он знал его, — догадался Антон. — Именно поэтому его так трясло?
— Он сказал, что они вместе пахали в Экерне до того, как Веннесла перешел в Крипос, — произнес Растаманская Шапка.
— А какая там дата? — спросила Беата по телефону.
Раздался возглас.
— Да что же это… — простонал Шапка.
Антон повернулся. Один из носильщиков соскользнул в кювет. Столб света от его налобного фонаря метнулся к носилкам и покрывалу, упавшему на землю. По… по чему? Антон вгляделся. Это что, голова? То, что венчает предмет, ранее несомненно бывший человеческим телом, — неужели это и вправду голова? За годы, что Антон проработал в отделе по особо тяжким преступлениям до совершения большой ошибки, он повидал множество трупов, но ни один из них не выглядел так, как этот. Субстанция, формой напоминавшая песочные часы, навела его на мысли о воскресном завтраке, о сваренном Лаурой всмятку яйце с остатками скорлупы, треснувшем так, что желток вытек и размазался по загустевшей, но все еще мягкой поверхности белка. Неужели это действительно… голова?
Антон стоял в темноте и моргал, глядя на удаляющиеся фары «скорой». И он понял, что это повтор, что такое он уже видел. Одетые в белое фигуры, термос, ноги, высовывающиеся из-под покрывала, — все это он только что видел в Национальной больнице. Как будто это было предзнаменование. Голова…
— Спасибо, Катрина, — сказала Беата.
— Ну так что? — осведомился Шапка.
— Я работала здесь с Эрлендом, — произнесла Беата.
— Здесь? — спросил Шапка.
— Прямо здесь. Он отвечал за тактику. Это было лет десять назад. Сандра Тветен. Изнасилование и убийство. Совсем ребенок.
Антон сглотнул. Ребенок. Повторы.
— Помню то дельце, — сказал Растаманская Шапка. — Удивительная судьба: погибнуть на месте преступления, которое сам расследовал, только подумай. Та история с Сандрой тоже ведь осенью случилась?
Беата не ответила, только задумчиво кивнула.
Антон моргал и моргал. Этого не может быть, он уже видел похожий труп.
— Вот блин! — воскликнул Шапка. — Ты же не хочешь сказать, что…
Беата Лённ взяла из его рук крышку термоса. Глотнула кофе. Протянула чашку обратно. Кивнула.
— Твою мать, — прошептал Шапка.
Глава 3
— Дежавю, — сказал Столе Эуне, глядя на снежную вьюгу, разразившуюся над улицей Спурьвейсгата, где мгла декабрьского утра собиралась уступить место короткому дню. Он повернулся к человеку, сидевшему на стуле у письменного стола. — Дежавю — это ощущение, будто ты видишь то, что уже когда-то видел. Мы не знаем, что это такое.
Под «мы» он подразумевал всех психологов, а не только психотерапевтов.
— Некоторые считают, что, когда мы устаем, начинаются задержки с передачей информации в часть мозга, отвечающую за сознание, так что эта информация добирается до сознания, какое-то время пробыв в подсознании. И мы воспринимаем этот факт как узнавание. Связь с усталостью может объяснить, почему чаще всего дежавю случается в конце рабочей недели. Но это, пожалуй, все, что известно науке. Что пятница — это день дежавю.
Возможно, Столе Эуне ожидал увидеть улыбку. Не потому, что улыбка что-то значила для его профессиональных усилий помочь людям починить себя, а потому, что она была нужна в этой комнате.
— Я говорю не о таком дежавю, — сказал пациент.
Заказчик. Клиент. Человек, который приблизительно через двадцать минут оплатит в приемной свой визит и тем самым поможет покрыть общие расходы пяти психологов, занимающих каждый свой кабинет в четырехэтажном безликом и вместе с тем несовременном здании на улице Спурьвейсгата в не самой модной части западного Осло. Столе Эуне тайком бросил взгляд на часы, висящие на стене за спиной мужчины. Восемнадцать минут.