– В смысле, где умыться можно? – терпеливо пояснила я.
– А, вон ты о чём, – облегчённо вздохнул дед, – в углу на табуретке, видишь? Тазик и кувшин с водой, на рассвете принесли.
Я впихнула ноги в туфли и протопала к «умывальнику». Поплескав в помятое лицо, я утёрлась куском холста, висевшим на гвоздике (он показался мне достаточно чистым). Подошла к зеркалу и, критически осмотрев себя, вздохнула: утюг, похоже, просить бесполезно. Ладно, попытаемся хоть причесаться. Я вытащила из-под стола свою любимую сумку и выудила из неё расчёску. Подумав ещё, я достала и косметичку: помнится, одна из моих подруг успокаивала нервы, нанося макияж, причём делала она это раз пять на дню, стирая одни краски и нанося другие – в зависимости от настроения. Я снова тяжко вздохнула, теперь уже от печальных воспоминаний: косметичку я взяла с собой, так как планировала остаться ночевать у Мака, а выглядеть утром перед любимым встрёпанной вороной – боже упаси! Вспомнив этого подлеца, я злобно скрипнула зубами – попался бы он мне сейчас! Мало того, что разрушил мою личную жизнь, так ещё из-за такого придурка я попала незнамо куда неизвестно зачем! А может, всю эту мистификацию он и затеял? Нет, вряд ли. Моё отражение в зеркале скептически скривилось. Воображения не хватит, не говоря уж о финансах. Кстати, нет ли у него знакомых киношников?
Рассуждая таким образом, я слегка трясущимися руками протёрла лицо лосьоном. Так, дневной крем, пудра, тени… Почему это глаза немного щиплет? Точно, линзы на ночь не вытащила. Ещё покопавшись в сумке, я нашла контейнер с жидкостью для линз и выцарапала цветные плёночки из глаз. Теперь тушь, помада, и всё. Удовлетворённая тем, что получилось, я слегка повеселела и подсела к столу:
– Ну что, дедушка, можно и позавтракать!
Старик одобрительно взглянул на меня:
– Хорошо выглядишь.
Я только хмыкнула, польщенная нехитрым комплиментом.
Завтрак был для меня необычным: толстые ломти ноздреватого хлеба, мягкий сыр, свежее тёплое молоко (неужели парное?) и фрукты.
– Кофеёчку бы, – сморщилась я, понюхав молоко в кружке. Я тут же вспомнила, как в юности, проведя месяц в деревне у двоюродной бабки и питаясь исключительно цельным молоком, хлебом и клубникой, поправилась на семь с половиной килограммов.
– Чего нет, того нет, – развёл руками дед.
Пришлось есть, что дают. Перекусив, я стала думать, чем же заняться.
– Дед, может, есть завалященькая книжка почитать? Лучше детектив какой-нибудь, – спросила я. – Или кроссворд хотя бы…
Дед ошалело посмотрел в мою сторону:
– Детектив? Я в новомодных жанрах куртуазной литературы как-то не очень…
Я вздохнула:
– Ну ты трудный! Или умело прикидываешься?
…Такое впечатление, что нас подслушивали из-за двери. Или здесь везде понатыканы скрытые камеры? В общем, скучать мне долго не пришлось: дверь распахнулась, и вошли всё те же двое рослых и широкоплечих санитаров. Они что, несут бессменное круглосуточное дежурство? Хотя, если за приличные бабки, то… Один из них жестом пригласил меня к выходу, а другой раскрыл пасть:
– Госпожа требует, чтоб ты немедленно явилась к ней!
– Предстала пред ясные очи? – хмыкнула я. – Кто она такая, чтобы требовать?! Вот если бы попросила… А ещё лучше, пусть сама сюда тащится, если мечтает со мной пообщаться. Я вот, к примеру, совсем не горю таким желанием…
Совершенно не слушая, санитары подхватили меня под локотки и поволокли в дверям, а один из них ещё и поучал попутно:
– К госпоже Изабельде Гюрзенкранц надо относиться с уважением!
– Так ведь это ваша госпожа, не моя, – попробовала я отбиться.
Поняв, что сопротивление бесполезно, я уже вполне добровольно потопала вверх по длинной узкой каменной лестнице: вдруг наконец что-нибудь прояснится.
Мы довольно долго шли по длиннющему коридору, изредка встречались закрытые двери. Около одной из них санитары наконец притормозили. На стук из дверей выпорхнула румяная молодая девушка в длинной юбке и, схватив меня за руку, потащила в комнату. Я изумлённо оглядывалась: комнатка приличной площади, потолки высокие, сбоку – большой камин, натуральный, с горящими дровами, а не электрический! Кабана целиком испечь вполне можно. На полу – ковёр, а стены… обиты тканью! Причём с каким-то рисунком. Вдоль стенки – скамейка, на ней – гора подушек, на которых притулилась пара дамочек среднего возраста с пяльцами в руках, сосредоточенно тыкают иголками в какой-то узор. Кружок рукоделия, блин! Почти посреди комнаты на невысоком подиуме – резное кресло, а на нём восседает (иное слово трудно подобрать) медсестра, которая заходила вчера к нам с дедом в каморку. Хотя, при ближайшем рассмотрении, при дневном свете, падающем из высокого стрельчатого окна, она оказалась моложе, чем я думала – примерно моя ровесница.