Выбрать главу

...В доме, где жила мама, так же как и в моем, не работал лифт. Пришлось подниматься на десятый этаж пешком.

— Вы кто? Что вам надо? — раздался встревоженный голос матери за дверью, когда я коротко позвонил.

— Мама, это я!

— Какая я вам ма... Артем?!

Глава третья

Мама была до крайности возбуждена и не говорила — выстреливала пятьсот слов в минуту. Можно было смело подавать сведения в Книгу рекордов Гиннесса.

— Посмотри на себя, на кого ты похож?! Откуда ты взялся?! Чем от тебя так мерзко воняет?! Я подогреваю мясо с картошкой, иди есть! Или нет — сначала в ванную... Одежду сложи в пакет! Да завяжи его покрепче: не хочу, чтобы в квартире пахло, как в притоне у бомжей... Что происходит в городе, можешь ты мне объяснить? Убивают людей! Мне звонила Роза Карапетовна, какие-то подонки хотели поджечь дверь ее квартиры, она истратила на них весь газ из баллончика... Но она звонила Мне, пока еще работали телефоны! Теперь связи ни с кем нет, телевизор не показывает, я понятия не имею, что происходит в мире... Зачем ты болтаешься по городу, нужно сидеть дома! Вчера за гречкой заходила соседка, она сказала, что захвачен и разграблен ваш банк, погибло много народу... Впрочем, я не очень ей верю, она известная сплетница и всегда все приукрашивает и преувеличивает... Артем, ты слышишь меня?!

— Да, мама, я слышу.

— Напротив нас, за школой, вчера была перестрелка. Все время, пока стреляли, я просидела на полу в дальнем углу комнаты. Ты смеешься?

— Нет, мама, я не смеюсь.

— Ты смеешься! Это очень некрасиво с твоей стороны. Я прекрасно знаю: шальная пуля могла попасть в окно в любую секунду, меня могло ранить и даже убить! Ты такой же бессердечный, как твой отец!..

Я медленно и с наслаждением брился стареньким тупым одноразовым станком, думая о том, что эта ситуация тоже абсолютно выходит за общепринятые рамки жанра приключенческого боевика: разве у Рэмбо посреди миссии была возможность забежать к маме — просто так, покушать, переодеться, помыться, отдохнуть? Да у него и мамы-то не было. Дэвид Морелл его мама, писатель, придумавший гору мышц и минимум мозгов...

— Ты совсем меня не слушаешь! Я уже третий раз спрашиваю, чем ты столько времени занимаешься?..

— Читаю Бодлера в подлиннике, — сказал я, сделал неловкое движение и порезался. — Мам, ну что я могу делать над раковиной с бритвой и кисточкой?

— Ты такой же грубый, как твой отец! — Она фыркнула. — Фу! Лучше я буду разговаривать с тобой из кухни! Как же ты провонял!

— Спасибо.

— Пожалуйста! В нашем доме никогда не было таких запахов, а после тебя придется серьезно озонировать воздух! Кстати, то прекрасное средство, которое привезла в прошлом году из Швейцарии Роза, помнишь, она ездила туда к сыну — оно у меня еще осталось!..

Мама тридцать пять лет проработала врачом в детской поликлинике, из них последние пятнадцать — главным. Родители ее обожали и очень расстраивались, когда она пошла на повышение: она славилась безошибочностью ставленных диагнозов. Зачем-то освоила два иностранных языка (отец подтрунивал над ней: «Русский матерный и на всякий случай — латынь, мало ли, пригодится для работы... »; но на самом деле это были французский и итальянский). Преподавала в медучилище. У нее был несомненный талант педагога, ученики, в том числе бывшие, ее боготворили.

Я же вместе с ней жить не мог. Если быть честным, не мог никогда, хотя очень любил.

Она хотела, чтобы сын пошел по ее стопам, стал врачом, на худой конец — учителем. А сын с детства был сорвиголова и признавал только мужские профессии, в число которых медицина и педагогика не входили.

Папа был военным, летал на сверхзвуковых истребителях, всегда ходил чуть сгорбившись и имел потрясающее чувство юмора. Эта профессия, по моим понятиям, входила в число мужских... Но один из полетов закончился трагично, и мать сказала: «Если не хочешь моей смерти, ты не станешь этим заниматься». Она всегда была немного... экзальтированной особой, склонной к преувеличениям, но в тот момент я видел, что фраза сказана абсолютно серьезно: отца она любила и смерть его переживала тяжко. Собственно, она до сих пор не совсем смирилась с его отсутствием и говорит о нем в настоящем времени.

Я выбрал нечто среднее, как мне казалось, но не самое лучшее: окончил школу милиции, несколько лет проработал по специальности, но ушел, понимая — не мое. Впрочем, работа охранником в банке тоже было не совсем мое. «У такой матери — такой сын», — говаривала Роза Карапетовна, вкладывая в эту фразу бездну смысла. Эта престарелая армянка, самая преданная мамина подруга, вообще обожала афористичность; иногда за эту тягу мне хотелось ее тихо удавить.

...Расслабившись в горячей ванне, в пене, я обязательно уснул бы, но мама требовательно постучала в дверь.

— Артем, выходи. Я согрела ужин.

Есть почти не хотелось: глаза слипались, я клевал носом, честно пытаясь слушать, о чем она говорит. Мама поставила рядом с тарелкой большую кружку крепкого кофе, и жизнь сразу стала веселее.

— Тебе удалось узнать, как доехали Ольга и Димочка? — спросила она.

Я уставился на нее.

— Что ты об этом знаешь?

— О чем? Что ты отправил их в Москву? Но ты мне сам сказал... Ты так и не смог связаться с Гансовским? Это ужасно... С четверга на пятницу мне приснился неприятный сон, я хотела попросить Розу растолковать, ты помнишь — она виртуоз в этих вопросах, но телефон уже не работал...

Я глотнул кофе, отложил вилку и сказал:

— Мама. Ответь, только честно: я похож на сумасшедшего?

— Сейчас нет. А час назад, когда ты появился... Я не могла поручиться за твое душевное здоровье.

— Хочу кое о чем тебя попросить. Сейчас я расскажу, что произошло со мной за последние несколько дней... А ты постарайся послушать и воспринять эту историю, как рассказ твоего сына, а не бред твоего сумасшедшего сына. Договорились?