— Отлично. И передай: пусть поторопятся. Мы задерживаем наших гостей. — Он отключился и любезно улыбнулся мне. — Вы совсем не поели...
Я не успел ответить, потому что тут все и началось.
Дверь в кабинет распахнулась. На пороге стоял охранник, взъерошенный и запыхавшийся. За его могучим плечом мелькнуло бледное, встревоженное лицо Ани.
— Я прошу прощения... — переводя дух, сказал охранник. — Там вашему сотруднику...
Я вскочил.
— Что? Кому?
— Тут, в туалете, на третьем... Плохо, что ли... Может, с сердцем...
— Вызывайте «Скорую»! — Я рванулся из кабинета. Охранник, пропустив меня, выскочил следом. — Куда?!
Он махнул рукой. Я побежал по коридору.
За дверьми стоял обычный гул позднего утра рабочего дня. Именно здесь, на третьем этаже супермаркета, арендовали помещения небольшие организации.
Двумя шагами позади пыхтел Николай Николаевич. Я слышал его все время, пока бежал по коридору, но в туалет я ворвался один.
В стерильном помещении царил прохладный полумрак. Я огляделся. На полу никого не было. Где же он?
— Михалыч! — рыкнул я. — Ты где?! Тебе плохо?!
Никто не отозвался.
Я глубоко вдохнул, заставился себя успокоиться (или хотя бы попытаться), несколько секунд подумал, шагнул к ближайшей кабинке, ухватился за верх дверцы и потянул на себя.
Сзади возникло движение.
Отпустив дверцу, я начал поворачиваться, одновременно доставая табельное оружие. Мелькнуло: «Развели. Как молокосо...»
Последовал сильный и профессиональный удар.
Перед глазами разлился ослепительный свет, и тут же все погрузилось в темноту.
Глава вторая
Сознание возвращалось медленно.
Из темных глубин всплывали на его поверхность, как разрозненные паззлы, образы, обрывки разговоров, элементы окружающего мира. Все это никак не удавалось сложить воедино; я в тот момент, наверное, должен был ощущать себя десятилетним мальчиком, впервые — и без помощи взрослых — бьющимся над составлением огромной картины из множества маленьких составляющих.
Но в том-то и беда: я никак себя не ощущал.
Только эти бесконечные элементы мира, силившиеся помочь моему сознанию начать работать.
Оно не хотело. Отказывалось. Так ему комфортнее.
В таком состоянии я пробыл некоторое время. Сколько, я не знал. Наверное, довольно долго.
Потом кто-то — скорее всего Бог, кто же еще? — решил, что хватит прохлаждаться. Слишком много дел впереди. Паззлы понеслись быстрее, вдруг начали довольно логично складываться, одна полноценная картина являлась за другой... И я их видел! Если бы кто-то — опять Бог — наблюдал за мной со стороны, он увидел бы, как быстро движутся зрачки моих глаз под плотно сомкнутыми веками... Именно так показывали в некогда обожаемых мной американских ужастиках.
Следующий этап рано или поздно должен был наступить. И он наступил. Я открыл глаза.
К этому моменту я помнил все, что со мной произошло с утра этого дня. Все, вплоть до деталей.
Я открыл глаза и сразу уперся взглядом в потолок надо мной — аккуратный, нежно-голубого цвета. Крошечные светильники располагались на нем в два ровных ряда. Их свет был ярким, но не резал глаза.
Я лежал, смотрел на них и привыкал, что снова вижу.
Прежде ничего подобного со мной не бывало. Обмороки, наркозы, солнечные удары, сотрясения мозга, ушибы головы — все это благополучно прошло мимо меня, за что я всегда был благодарен судьбе. Я вообще рос крепким парнем, аккуратным и осмотрительным. Что ж, когда-то это должно было случиться. Хорошо, если все пройдет без последствий...
Очень болела голова, и это мешало соображать. Пробита? Сколько крови я потерял?
И что вообще произошло? Цель? Ограбление? Оружие?
Я прижал левую руку к телу и почувствовал под мышкой кобуру и в ней табельное оружие: ПМ 1988 года выпуска, серийный номер... Его я вспомнить не смог. Значит, еще не настолько хорошо пришел в себя.
Костюм измял... А то и испачкал. Валяюсь тут на полу... Жена расстроится: хороший английский костюм, куплен несколько недель назад... Она говорила, он очень мне идет...
О чем это я?! Надо понять, что произошло. А лучше сперва попытаться встать.
Хотя я приложил к осуществлению этой затеи массу усилий, сначала результата не добился. Тело затекло, отдавалось резкой болью; я шевелился, как выброшенный на берег кит, но и только. Потом удалось перевернуться на живот. Я елозил им по полу, мысленно все время прося прощения у жены за костюм, хотя пол здесь был почти такой же идеально чистый, как и все остальное.
Когда дрожь и боль в руках прошла, я уперся ими в пол и начал медленно поднимать тело. С третьей попытки получилось: я оказался сидящим на коленях на полу, обзорная перспектива изменилась. Закружилась голова, меня повело назад, но я подставил руки и не упал.
Голова болела, но не равномерно, а как-то толчками. Я огляделся. Крови вокруг не было. Уже хорошо: значит, голова не пробита.
Очень осторожно ощупал голову и обнаружил довольно крупную гематому в районе темени. Прикосновение отозвалось такой болью, что потемнело в глазах. Ладно, с этим разберемся потом. Пока нужно выбираться отсюда...
Вытащил пистолет, проверил обойму. Все на месте. Убрал назад в кобуру. Интересно, а что со связью?
Телефон, извлеченный из внутреннего кармана пиджака, оказался безнадежно разбит. Я положил его на пол и толкнул в сторону двери; он поехал по скользким плиткам и негромко ударился о дверь.
Из коридора не доносилось никаких звуков, и это мне не нравилось. Совсем не нравилось...
Ничего с Михалычем не случилось. Меня просто развели, как молодого. Кому-то понадобилось нейтрализовать Артема Армеева на некоторое время... Кстати!
Великолепные японские SEIKO, дорогущие, моя вторая гордость после костюма (скорее, все же первая), стояли. Я встряхнул их, поднес к уху. Этого не могло быть, и тем не менее. Но время, на котором они стояли, должно было повергнуть меня в состояние шока, если бы не боли в голове, на борьбу с которыми уходили все силы. Часовая стрелка — чуть дальше семи, минутная — на трех. Пятнадцать минут восьмого?! Быть не может! И за это время меня не хватились, не нашли?! Да и я сам — неужели столько провалялся в ауте?!