Умирать? Или ползти? Или умереть в дороге?
Я выплюнул кровь.
Ты не справился, — прозвучал голос в моей голове. Но это был не Харон. Это был мой большой друг, Человек Равновесия. — Я отпустил тебя. Но ты даже уйти не мог. Ты никчемный.
Вот тебе, с-сука, сказал я мысленно. И мысленно сделал самый яростный неприличный жест — нет, два неприличных жеста!
И пополз.
На каждую ступеньку я взбирался, как на гору, цепляясь руками и толкаясь здоровой ногой. Преодолеть пролет было для меня равносильно подвигу. Боль была такой, что темнело в глазах, а сердце то и дело пропускало удар. Ни мыслей, ни чувств, только команда: ПОЛЗТИ.
Семь ступеней, пролет... Еще семь ступеней — седьмой этаж. Осталось совсем немного. Нужно постараться.
Больно и досадно. Больно — от ощущения уходящей жизни, а досадно... Ведь почти успел. Через такое пройти, и в последний момент... Не это ли ощущали русские солдаты в войну, погибая при штурме рейхстага, когда уже вот она — победа, протяни только руку...
Восьмой этаж.
Сил нет. Ничего не вижу. Не смогу. Не получится...
Тусклый голубоватый свет на этаже и шесть одинаковых пар дверей.
— Ты не успел, — сказал голос сзади. Все-таки пришел... посмотреть, как я умираю. — Время вышло.
Я выплюнул комок крови.
— Врешь ты все... — хрипы вместо слов.
— Испоганил своей кровью весь пол! Слабак. Ты не смог. Харон предлагал остаться!
— У меня... еще минута... две...
— Ты не успеешь определить, какие из дверей — твои.
Я медленно, превозмогая себя, чуть отодвигая стоящую рядом смерть при каждом движении, пополз к крайним правым дверям, самым ближним ко мне. Сзади раздался возглас — в нем были удивление и досада.
Я боднул двери головой. Они открылись внутрь.
Пол заканчивался в полуметре впереди. Дальше обрыв — и пустота.
— Game over, — сказал я — не столько ему, сколько самому себе.
— Стой! — бессильно заорали сзади. — Ты не успел! Время вышло!
— Пошел ты, гнида... — сказал я и попытался улыбнуться.
Как там говорил Харон? В этом мире только смерть реальна, все остальное — обман. Прекрасная возможность убедиться в правдивости его слов.
Я заорал, захрипел, застонал, преодолевая последние сантиметры... И на упрямстве, на вредности, обхватив мертвыми пальцами ровные спиленные края паркетной доски, толкнул тело вперед и полетел вниз, в серую пустоту.
Я умер уже в полете.
Глава пятая
— Начинаем деактивировать навигационные поля.
Странно.
Звук есть, а изображения нет. Перед глазами черно.
Но главное — нет боли. Восхитительное ощущение.
— Пошла деактивация. Поле один... Поле два...
— Помедленнее, куда ты гонишь? Сорвем бэк.
— Поле три...
— Пространственный модуль — норма...
— Временной модуль — норма...
Что за странный язык, на котором они говорят? Раз нет боли, значит, я на небесах? Но ангелы не могут так разговаривать.
— Доктор, что с давлением?
— Сильно повышенное. И мне не нравятся его руки. Мышцы не расслабляются. Посмотрите на пальцы.
— Дайте немного времени.
— Поле сорок один...
— Что это на экране?
— Места виртуальных ранений. Видите, здесь и здесь — раны затягиваются.
— Пульс выравнивается. Давление приходит в норму.
— Включайте сканер.
— Поле шестьдесят четыре...
— Организм поразительной силы. Взгляните на это.
Судя по тому, о чем они говорят — я в дурдоме. Может быть, на небесах... А что? Возможно, в раю есть свои сумасшедшие дома. Для спятивших ангелов, например.
— О чем это он?
— Считает, что попал в сумасшедший дом в раю. Нормальная реакция.
— Поле девяносто семь...
— Открывайте шлюзы.
— До окончания деактивации запрещено вынимать саркофаг.
— Я знаю.
— Поле сто двенадцать...
А может, меня утащили инопланетяне, и я теперь у них на корабле. Подлечили, начнут ставить опыты. Судя по диалогам, очень похоже на инопланетян. Правда, странно то, что они говорят по-русски...
— О чем он?
— Дешифратор барахлит... Думает, что мы инопланетяне.
— Каким образом ему вообще удается нас слышать?
— Разработчики считают, что во время бэк это необходимо. Поговори с ними.
— Кто там катит баллон на разработчиков?
— Я просто хочу понять...
— Поле сто тридцать. Скорость деактивации повышается.
— Психосоматическая кривая — норма...
Судя по голосам, их человек десять. Впрочем, люди ли они? Может, это великаны с крысиными головами... А что? Почему бы этому кошмару не стать реальностью?
Я по-прежнему ничего не вижу и не могу пошевелиться. Подождем. Когда-нибудь они ведь должны закончить свою деактивацию.
— Все функции организма в норме.
— Поле сто семьдесят. Деактивация завершена.
— Шлюзы открыты.
О черт, что происходит?!
— Датчики сняты. Выровняйте скорость массажного механизма до положения «стандарт».
— Девять часов неподвижности. Я бы не согласился.
— А его никто и не спрашивал.
Площадка, на которой я лежу, ритмично вибрирует и покалывает крохотными разрядами тока.
— Это не вредно?
— Все апробировано. Зато сейчас он встанет и будет, как огурец.
Площадка пришла в движение, потом остановилась.
— Саркофаг на позиции один.
Пауза.
— Ну... С богом, ребятки.
Зашипело, задвигалось; основание площадки начало подниматься — я оказался в вертикальном положении. Ворвался свет — но неяркий, вполне терпимый для глаз.
Зрение было расфокусировано секунду; потом я увидел людей. Обычных людей, ничего сверхъестественного. Никого из них не зна...
Откуда-то справа появился конферансье Дюкин в белом халате с дружелюбной улыбкой на лице. Протянул руку:
— Добро пожаловать домой, Артем.
Сидящий напротив меня человек сиял, как тульский пряник. Румяное лицо, сахарная улыбка до ушей... Ново всем этом без труда виделась неестественность, нарочитость. «Изображаем радость». А именно это Виктор Владимирович Сотников делал отвратительно. Наверное, притворяться радостным — единственное, чего он не умел никогда. Может, его и учили в его разведке, но зачет он скорее всего не сдал.