Сохраняя из вежливости мину внимательного слушателя, Кин немножко скис, поскольку разговор вышел далеко за пределы его понимания.
- Всего-то и требовалось, что сломать стереотипы устаревшей парадигмы, продолжал ученый. - Я взял . на себя смелость заявить, что генетическая информация хранится вне организма, поскольку в генах она просто не умещается. С точки зрения ортодоксов-материалистов, это полная дичь и ересь. Однако я строго логически доказал, что в совокупности азотистые основания нуклеотидов представляют собой не чертеж организма, а просто штамповочные формы для последующей трансляции через РНК на рибосомах. Иначе совершенно не объяснить тот факт, что одной и той же аминокислоте могут соответствовать разные кодоны.
Это понятно?
- Более-менее, - нагло соврал Кин.
- Хорошо, едем дальше. В упомянутой статье я принял в качестве рабочей гипотезы, что хорошо известные нам шестьдесят четыре кодона представляют собой некие пароли доступа к собственно информации об онтогенезе и филогенезе. Той информации, которая и направляет развитие эмбриона в требуемое русло. А содержится она вне физического мира, в некой области, которую иные называют господом богом. - Харагва скептически покривился. - Я предпочитаю называть это метаинформационным континуумом. Но суть не в терминологии. Так вот, метаинформационный континуум лежит по ту сторону абсолютного вакуума, если можно так выразиться. И является причиной торсионных флуктуации вакуума, которые проявляются в виде элементарных частиц. На доступном нашему наблюдению уровне.
- Очень интересно, - пробормотал Кин, чувствуя себя распоследним тупицей.
- Понимаете, корень проблемы в том, как внести новую генетическую информацию в метаинформационный континуум. - Харагва сделал паузу, подчеркивая важность сказанного.
- А разве вы этого не сделали, сконструировав фабров?
- Нет. Я рекомбинировал известные мне коды. Ну, проще говоря, собрал организм из готовых деталей, только и всего. А хочется большего. Очень хочется, Элий.
- Значит, вы бьетесь над тем, чтобы сделать чертеж и передать его... - Кин неопределенно покрутил рукой. - Туда?
- Примерно так. Оставить след на скрижалях, где записано устройство всего сущего.
- Головокружительно дерзкий замысел, - признал Кин, отпив глоток из стакана.
- А, вы понимаете, вижу... - У Харагвы расширились зрачки так, что радужка совсем исчезла. - Да, это опасно. Охренительно опасная затея, старина.
- Разумеется, - поддакнул Кин, сочувствующе глядя в совершенно безумные глаза ученого.
- Если лезешь в записную книжку бога, можешь схлопотать от него по рукам. Защита от дурака. Хрясь! - Он врезал кулаком себе по колену. - То дом сгорит, то кирпич на голову ни с того ни с сего упадет. Одного шпана пришибет, другого кондрашка хватит вроде как случайно. Но когда такое идет косяком, поневоле задумаешься. С этим уже нахлебались под завязку психотронщики и в Империи, и в Конфедерации. А теперь, кажется, настал черед нашего брата-биотехнолога.
Сразу Кин вспомнил историю с работниками секретного института прикладной нейрологии, приключившуюся в позапрошлом году. Пошла совершенно необъяснимая череда внезапных смертей и загадочных аварий, контрразведка забила тревогу. Долгим тщательным расследованием занимались лучшие кадры, однако совершенно безрезультатно, никаких следов деятельности неприятельских спецслужб не удалось обнаружить.
- Интересно, - сказал он. - Рино, это же потрясающе интересно...
- Еще бы, - проворчал тот и зябко повел плечами. - Веселенькое занятие сидеть и ждать, когда тебя накроет ответная волна. Оттуда.
- Есть какие-то признаки? Или это просто ваши предчувствия?
- Метаинформационный континуум активно резистентен, - пробормотал Харагва на своем тарабарском языке. - Но когда и как скажется нарушение гомеостаза, невозможно предугадать. Сижу вот, жду, авось пронесет.
Откинувшись на спинку кресла, он порыскал глазами в поисках своего стакана, взял его со стола и жадно допил до дна.
- Вы сказали: "оттуда", - продолжал наобум допытываться Кин. - То есть из абсолютного вакуума?
- Не из вакуума, я же объяснил, матрицы находятся за ним. Пока единственное путное, что удалось выжать оттуда, это эффект сверхдальней мгновенной связи. И вроде нормально работает, никому башку не оторвало.
- Это обнадеживает, - вставил Кин.
- Понимаете, там есть как бы две области, вдвинутые друг в друга: созидательная и разрушительная. С известным допущением их можно для полной ясности назвать богом и дьяволом. Любая информационная интервенция нарушает баланс, и спектр тонких результирующих гармоник неохватен. Какие-то из них могут проявиться сегодня и здесь, другие - через год на том конце Галактики.
- Насколько я понял, вы согрешили, так сказать, пытаясь потеснить бога и стать соавтором творения?
- Скорее вторгнуться в епархию дьявола, - криво улыбнулся Харагва, почесывая шрам.
- И вас не пугает, что сделки с дьяволом не доводят до добра?
- Я думаю, что риск - хорошая приправа к повседневности.
- Мне кажется, это хороший тост, - заявил Кин, поднимая стакан на уровень глаз. - Выпьем за риск?
- Выпьем, -откликнулся Харагва, долил Кину вина почти до краев и плеснул себе. - За настоящих мужчин. Потому что настоящий мужчина всегда рискует.
Невесть почему эта фраза показалась ему такой остроумной, что он коротко гоготнул, чуть не расплескав вино в поднесенном к губам стакане. Выпив, биотехнолог поднялся с кресла.
- Схожу отолью, - сообщил он и направился в прихожую.
Кин встал, потянулся до хруста в суставах и подошел к окну. Сумерки уже сгустились, косые прожекторные лучи со сторожевых вышек методично шарили по территории поселка. Окно выходило на северо-запад, где темным каскадом вздымалась к звездному небу длинная скальная гряда. Как и всякий талантливый ученый, Харагва оказался сущим маньяком, стоило разговору зайти о его кровном деле. Однако мысль он подбросил интересную, надо будет порыться в материалах следствия по делу института прикладной нейрологии. Впрочем, так далеко загадывать не стоит, главная забота пока состоит в том, чтобы выбраться с Тангры живым.