– Но ведь войны с Америкой у нас не было, – возразил я.
– Не будьте таким наивным, юноша, – ухмыльнулся Яков Самуилович, – Не только была, она идёт и теперь. Третья мировая, называемая по неясным причинам «холодной», началась в Корее 25 июня 1950 года. 30 июня Гарри Трумэн ввёл в сражение вооруженные силы США. Американцы быстро завоевали абсолютное господство в воздухе и освободили Сеул. А вскоре они взяли Пхеньян. Тогда в войну вступил СССР, направив в Северную Корею несколько частей истребительной авиации. Когда в драку ввязались наши МиГ-15, американские ВВС понесли огромные потери [3] . А ведь эта война была этакой пробой пера, сценарием войны против Советского Союза. Война затянулась, американцы потеряли господство в воздухе, а знаменитую «аллею МИГов» и вовсе обходили стороной. И Пентагону пришлось признать, что начинать войну с СССР надо с более совершенной авиацией и мощными межконтинентальными ракетами. Так и началась война конструкторских бюро. И каждому вновь созданному оружию, способному пробить нашу защиту, мы успевали противопоставить своё. Равновесие это очень хрупкое и поддерживается огромным напряжением сил. Проиграем в вооружениях – получим войну.
– Да ладно, прямо немедленно и войну?
– А Вы как думали? Американские генералы никогда не оставляли идеи ядерной войны с Советским Союзом. не так давно, лет двадцать назад, три американских бомбардировщика долетели до Смоленска. И что они несли в люках – неизвестно. [4]
– Что ж их не сбили?
– Нечем было. Только после того, как у нас в пригороде, в Косулино, ракетой нашего КБ сбили Пауэрса на высотном разведчике У-2, американцы перестали соваться на нашу территорию. [5]
Яков Самуилович помолчал немного, рассеянно черкая веткой по песку, и продолжил:
– Да что там говорить… Американцы не раз пробовали на зуб нашу технику, в самых разных уголках планеты. И каждый раз убеждались, что решительного превосходства им добиться не удаётся. Вот, к примеру, в 1973 году, во время «войны Судного дня», дело едва не дошло до ядерной катастрофы. Израильтяне тогда всерьёз собрались ударить по Каиру и Дамаску своими ракетами «Иерихон» с 30-килотонной ядерной боеголовкой. Ответный ядерный удар по Израилю нашими ракетами Р-16 мощностью в одну мегатонну с хорошей вероятностью мог привести к глобальной атомной войне. А такой удар планировался… И тогда решено было напугать израильтян – и заодно американцев – мощью советской техники. И в дело бросили новинку – МиГ-25. События развивались как в детективе. МиГ пробился через все заслоны и сбросил две бомбы, стерев в пыль два квартала делового центра Тель-Авива. Он летел быстрее и выше всех самолетов противника, а наземные ракетные батареи не могли его достать. Израильтяне в тот раз потеряли три самолета, атакуя одиночную цель пятью звеньями истребителей, выпустили девять самых мощных в НАТО зенитных ракет, и всё впустую. Словом, ПВО Израиля не смогла отбить нападение единственного самолёта. А на следующий день на Тель-Авив опять посыпались бомбы – четыре МиГ-25 летели на заведомо недоступной высоте и скорости. Одновременно окольными путями Тель-Авив получил ультиматум Москвы: если, мол, ударите ядерным оружием, то МиГи сровняют с землей все крупные израильские города, а это поставит под вопрос существование государства Израиль. И ядерная война не началась. [6]
Так, не особо утруждаясь, с длинными перекурами и разговорами, проработали мы до пятницы. Ближе к вечеру, когда работа уже закончилась, но команды идти по домам ещё не было, мы сидели по обыкновению на своей лавочке. Я лениво, откинувшись назад и закинув руки за голову, наблюдал, как пьяный по случаю окончания трудовой недели электрик играл в шахматы с не менее пьяным монтажником. Неподалёку, за столиком. Глаза их горели азартом, электрик ёрзал и подзуживал противника, поскорее, мол, ходи. Монтажник не спешил. Он трудно думал, брался пальцами за разные фигуры, ощупывал их, словно пробуя на прочность, и отпускал. Наконец выбор пал на коня… Он решительно взялся за фигуру и сделал ход, он поставил коня… рядом с доской, на стол! Ход этот показался электрику чрезвычайно коварным, он обхватил голову руками и замер, уставившись на доску. Губы его шевелились, а в глазах нетерпение сменилось чудовищной работой мысли. Пока я изучал игроков и ситуацию на доске (хотя какая там ситуация! Чёрный король давным-давно стоял под шахом, а белого и вовсе на доске не было – он лежал рядом, на зелёном столике), Яков Самуилович привычно рассказывал: