– Ну, хорош уже лясы точить, мужики. Пошли ещё по одной намахнём?
– Точить лясы, – оживился Боря, – значило заниматься легкой работой в коллективе, где можно вволю почесать языком. Обычно – вытачивать балясины. Или тесать? Я точно не знаю… А снаряды есть?
– Гири что ли? – полюбопытствовал Александр Петрович.
– Да нет же… К пушке снаряды. Артиллерийские!
– Вроде в дальней комнате были. Ну пойдём намахивать, Юрик заждался, наверное.
– Пойдём.
…Когда они очередной раз вышли на воздух, жара уже спала. Шли походкой нетвёрдой – и от выпитого, и от того, что тащили они тяжеленные ящики со снарядами. Боря уговорил-таки «разок бабахнуть». Расчехлили пушку, подключили электропитание. Огромная платформа ожила, будто задышала. Зажужжали скрытые в её утробе сервоприводы. Платформа дрогнула, и, мелко задрожав, выровнялась по горизонтали. Боря подвигал рычагами, покрутил колёсики. Огромная зенитка отреагировала удивительно легко, повернувшись с головокружительной скоростью вокруг оси, с готовностью шевельнула длинным, как мачта, 152-миллиметровым стволом.
Боря восхищённо прошептал про себя «вот это зверюга!» и, усевшись по-хозяйски на металлическое сидение наводчика, скомандовал:
– Заряжай!
Юра-Бондарь ловко загнал снаряд в чёрный зёв, сочно щёлкнул замком: готово.
– Куда бить будем?
– А вон, – нечленораздельно объявил Александр Петрович, – коршун висит. Давай по нему?
Пушка рявкнула отрывисто и хлёстко, с такой силой, что дрогнула земля, а ребята враз оглохли, в ушах у них тонко засвистело.
– Ты чё, обалдел? Надо высоту взрыва снаряда сперва выставить, чтоб коршуна осколками побило! – крикнул Александр Петрович.
– А какая у него высота?
– Думаю, метров сто сорок, – заявил Александр Петрович.
– А я думаю, триста двадцать, – подал голос Юра-Бондарь.
– Так. И какую высоту ставить прикажете? А дальномера что, нету?
– Нет, уже давно. Увезли куда-то…
– Ну и пёс с ним, с дальномером. Всё равно осколками сбивать неинтересно. Давай мы этого коршуна снарядом сшибём, а? Заряжай!
Ба-бах! Снова дрогнула земля, снова горячим воздухом ударило по ушам. Коршун висел всё на том же месте, неподвижно паря, словно издеваясь. Огонь! Только гильзы отлетают в сторону. И опять мимо. И опять. Всё время мимо. Только пятый снаряд прошёл рядом – было видно, как птицу ударило воздухом, бросило в сторону, закрутило. Заряжай!!! Щас мы его… Но коршун лениво взмахнул крыльями и, со снижением набирая скорость, потянулся к горизонту. Боря попытался было прицелиться, но понял, что движущуюся мишень ему не одолеть. А другой в небе не наблюдалось. Да и солнце уже закатывалось – выжженное небо посерело. Ночь наступит – какая уж тут стрельба?
– А давайте долбанём вверх, – предложил ни с того ни с сего Юра.
– Куда вверх? – не понял Александр Петрович.
– Ну, отвесно, по перпендикуляру.
– А зачем?
– Да так просто… Один снаряд всё равно остался.
– Давай!
И Борис нажал гашетку. Последний снаряд ушёл по вертикали в темнеющее небо. Все трое, остывая от азарта пальбы, молча раскурили трубки. Навалившуюся звенящую тишину нарушил Юра-Бондарь, Холодным ровным голосом он негромко произнёс:
– Мужики, а ведь он сейчас сюда прилетит.
– Кто – он? Коршун?
– Снаряд…
В следующую секунду троица что есть духа неслась к спасительному бетонному бункеру. Толкаясь, ворвались внутрь, в шесть рук захлопнули толстую стальную дверь, опустили броневые жалюзи амбразур и уставились друг друга, тяжело дыша. Сердца бухали оглушительно, в ушах толчками пульсировало, руки у всех тряслись мелкой дрожью.
– На какую высоту она бьёт? – спросил Боря.
– Кажется, на двадцать километров, – отозвался Александр Петрович.
– Значит, лететь ему туда и обратно…, – Боря замолчал, считая в уме, – секунд сто двадцать – сто сорок. Учитывая сопротивление воздуха – пусть двести, пусть даже четыре минуты. Что ж, будем ждать.
И они подождали пять минут. А потом ещё десять. И ещё. Но снаряд так и не упал. А раз не упал здесь, значит, упал где-то в другом месте. И не просто упал, а взорвался. Взорвались и все предыдущие пять снарядов. Как они об этом не подумали? Пожалуй, пора заметать следы.
До сумерек и потом в темноте мужики лихорадочно прибирались – спрятали ящики, зачехлили пушку, посыпав брезент песком и пылью, отсоединили, смотали и занесли в помещение кабели. А потом, уже в бункере, с разгону доели и допили всё запасы, которые Боря заготовил на четыре дня.
…Александр Петрович проснулся от криков. Крики доносились с улицы, из-за толстых стен бункера. Он подошёл к двери и осторожно выглянул наружу. На залитой солнцем площадке (Александр Петрович поначалу даже зажмурился) стоял армейский УАЗ цвета хаки и возле него – Боря и какой-то пузатый полковник. Голос у полковника был громок и гнусав, а форменная рубашка – тёмной от пота на спине, возле шеи, и подмышками. Александру Петровичу показалось даже, что он услышал запах одеколона «Шипр», полковник наверняка выливал на себя по утрам едва не по пол-флакона. Лицом он был красен – то ли от природы, то ли от того, что напрягал голосовые связки. Полковник наседал, горячился, жестикулировал и всё больше багровел. А Боря был свеж, бодр, спокоен, улыбчив и холоден. Разговор же складывался примерно в таком ключе. Искренне удивлённый Боря не понимал, каким образом и откуда на шестнадцатом участке взорвались снаряды. Боря искренне сожалел, что ничем помочь не может. Боря весомо и аргументированно убеждал, что их старая зенитка «не на ходу», что снарядов к ней не было, нет и быть не может. А если бы каким-то фантастическим образом вчера вечером пушка стала бы стрелять, она бы непременно его, Борю, и его коллег, товарищей ответственных, разбудила бы. (Александр Петрович невольно посмотрел на лохматую, небритую, опухшую физиономию Юры-Бондаря. Ну и рожа… У меня, наверное, не лучше. Хороши ответственные товарищи… И как это Борька умудряется всегда выглядеть?). Ответить полковнику было нечего, поэтому он распалялся всё больше. Он пообещал вывести всех на чистую воду, навести порядок на вверенном ему участке, а про несанкционированные стрельбы любой ценой узнать всю подноготную. И Боря, конечно же, объяснил полковнику, что слова «узнать всю подноготную» произошли от манеры палачей загонять подследственным иголки под ногти. Советскому же офицеру добывать сведения таким способом не совсем этично.