- Егор Семёныч, такое дело. Я задержусь в Ярославле. По срочным делам.
- Ясно. Надолго думаешь?
- Даже не знаю. Дня три, сказать сложно пока.
- Что случилось?
- Да я сам еще толком не знаю, товарищ генерал… Тут запутанное дело. Друг у меня умер.
- Соболезную.
- Да, и после него остались некоторые незавершенные дела по службе, которые… которые должен сделать я за него, если… с ним что-то случится. Вот, случилось…
- Справишься один? Помощь от гарнизона не понадобится?
- Справлюсь, думаю.
- Я скажу отделу о твоем отсутствии еще на какое-то время, назначу ответственного. Сообщи мне, если не успеешь закончить в срок.
- Да, сообщу. Вернусь, составлю рапорт обо всем.
- Давай, Валерий. Удачи.
- Спасибо, Егор Семёныч.
Сезонов завершил вызов и убрал телефон в карман пальто, продолжая осматривать светлый фасад военной комендатуры, скрытой за зелеными воротами проходной. Подполковник еще раз прокрутил в голове идеальный план предстоящего разговора, вышел из «нивы» и, приблизившись к воротам, нажал на кнопку звонка. Спустя короткое время к Сезонову выпрыгнул сержант, расторопный темноглазый паренек, и, выпрямившись в струнку, подтянув к груди автомат, спросил документы.
- Я вчера вечером связывался с полковником Михайловым. Мы договорились о встрече, – сказал Сезонов, протягивая сержанту удостоверение.
- Подождите, товарищ… подполковник. Минуту.
Парень отдал честь и вышел за ворота. Подполковник прождал его несколько минут, оглядываясь на Большую Октябрьскую и «сталинки» вдоль дороги. Воротная калитка звякнула замком, и перед Сезоновым вырос тот же сержант, снова прикладывая ладонь к козырьку и возвращая удостоверение военного в протянутой руке.
- Всё в порядке, товарищ подполковник. Полковник Михайлов ждет вас. Я провожу.
У Михайлова было лицо, с первого взгляда не внушающее доверие: крупное, грубое, будто наспех высеченное в скале, большой лоб и глубоко посаженные серые глаза за тяжелыми бровями, однако – внешность обманчива: в разговоре он оказался открыт и прямолинеен. Он принял Сезонова у себя в кабинете и сразу предупредил, что ограничен во времени: не более двадцати минут, после уезжает на заседание в гарнизонный суд.
- Не думаю, что задержу вас надолго. И десяти минут вполне хватит. – Сезонов кивнул на молчаливый пригласительный жест Михайлова занять место напротив рабочего стола. – Хотел бы знать ответы на некоторые вопросы.
- Насколько я понял, что-то связано с нашим общим товарищем, Ковалевым.
Полковник сел на свое место и, сложив руки на столе, наклонил корпус в сторону гостя.
- Верно.
- Это стало большой неожиданностью для нас. Мы с ребятами собрали кое-какую сумму вдове его, Дарье. Хороший человек был Арсений. Отчего умер, не знаете?
- Скоротечный обширный инфаркт и шок.
- Вот как! Хм. Это странно... – Михайлов нахмурил брови, тоже, как и Сезонов, не поверив установленным причинам.
- Вам странно?
- Несмотря на возраст – давно не юное ведь поколение – Арсений держался молодцом, еще фору давал молодым. Хотя бы даже тому сержанту, что стоит на воротах.
- То есть в последние дни и недели до смерти вы не замечали ничего подозрительного в его здоровье, он не жаловался?
- Абсолютно! И в последний свой день здесь был обычным: то есть деловым, ответственным, решительным. Я ничего не заметил. Возможно, кто-то что мог и заприметить, но… всех собирать, опрашивать об этом... Мы здесь и так как муравьи бегаем, не поймаешь. Меня-то вы едва успели словить. – Михайлов усмехнулся.
- А настроение? Какой он был?
- Не отступал от своего естественного поведения. То есть всегда собран, аккуратен. Пошутить мог – он как-то тонко чувствовал, как и когда повеселить, разрядить обстановку. Вы знаете, сложно было определить, что у Арсения на душе на самом деле. Он очень умело скрывал свои личные, семейные переживания, не выносил их в рабочую среду. Он не был человеком закрытым, нет! Просто не загружал нас своими проблемами, не просил помощи или содействия, во всем разбирался сам. Настоящий мужик! Пять лет назад был таким, год назад, месяц, в последний день. Всегда один и тот же.
- Ясно. Вы знаете, где его нашли?
- Да, сообщили. На трассе в сторону Туношны. Следственный приезжал на днях, опрашивал, собирал данные, смотрел досье Ковалева... Но вы же, насколько понял, не из их ведомства.
- Нет. Я хотел бы сам разобраться в этой всей истории в память о друге. Найти – попытаться найти правду. Мне кажется, всё не так просто.
- Почему вы так думаете? – Михайлов в любопытстве придвинулся ближе к столу. Сезонов рассказал ему, как прошлым вечером решил посетить место, где нашли Ковалева, и как там оказалась особая следственная группа, следователь которой ничего не разглашал.
- Хм. Серьезные граждане. – Михайлов помолчал, прежде чем ответить.
- Вы знаете, почему Арсений мог оказаться там? Близ закрытого полигона, спецчасти? – Сезонов задал главный вопрос.
Михайлов, глядя в стол, медленно покачал головой.
- Я сейчас вспоминаю… Думаю, что он говорил про Туношну… Но ничего не приходит в голову, нет, – полковник поднял глаза на Сезонова. – Дел у него никогда там не было. Я его туда не направлял. Зачем ему понадобилось в ту сторону – не представляю. И до полигона этого нам дела особо нет. Не там наша служба. Не знаю, не могу ответить на ваш вопрос.
- Ладно. Спасибо, что согласились на встречу. Не буду вас задерживать.
Сезонов встал и протянул Михайлову руку.
- Не знаю, как помог, много ли вам сказал. Но если вам действительно важно всё, чтобы разрешить дело о смерти Арсения, я был бы рад знать, что что-то нужное поведал, – Михайлов ответил на рукопожатие московского офицера и взял с тумбы сумку.
- Мне важно любое, даже несущественное и обычное. Может, за обычным и кроется таинственное, – вздохнул Сезонов, снимая с напольной вешалки пальто и накидывая на шею шарф.
- Ну… Таинственного нам бы поменьше. С реальными бы вещами разобраться, не с мистикой дело иметь, – хмыкнул полковник, снимая с соседнего крючка китель и куртку.
Во дворе полковника ждал служебный автомобиль. Кивнув друг другу на прощание, ярославский и столичный офицеры расстались: Михайлов сел на заднее сидение ожидавшего его авто, а Сезонов вышел за ворота следом за выезжавшей служебной машиной и сел в свою «ниву». Посмотрев на часы на запястье, подполковник посчитал, что до следующей встречи у него еще добрых пара часов, поэтому можно немного расслабиться и привести мысли в порядок посреди этих беспокойных дней. Сезонов выехал со стоянки перед воротами на улицу и развернул автомобиль в сторону Которосльной набережной.
***
Архитектурный ансамбль времен классицизма, который занимал военный учебный корпус, тянулся вдоль оживленного Московского проспекта. Начальник Ярославского училища ПВО Ильи́нов, широколицый и гладко выбритый генерал-майор с зачесанными набок седыми прядями и добрыми, проницательными голубыми глазами, принял Сезонова не в своем кабинете, а предложил по-свойски обсудить всё в опустевшей на время очередного учебного занятия столовой. Подполковник согласился, тем более, он так и не успел пообедать, засмотревшись часовнями и парками исторического городского центра.
По коридору стучали каблуками туфель, проносясь мимо начальника училища, последние опаздывающие на дисциплину курсанты. Ильинов шутливо подтрунивал над ними, и юноши, весело оглядываясь, ускоряли бег. В столовой сидели трое младших офицеров-преподавателей, уже завершавших обед. Увидев Ильинова и незнакомого военачальника, все трое отвлеклись от тарелок и кивнули вошедшим. Генерал-майор приветственно поднял руку и прошел к раздаточному столу, взяв два подноса для себя и Сезонова.
- Еда хорошая. Кормят сытно. Никто не жалуется – ни курсанты, ни преподавательский состав. Всё натуральное, следим за пищевым здоровьем работников и учащихся. Цены приемлемые, – сказал Ильинов, словно столичный подполковник нагрянул из санэпидемстанции и намеревался проинспектировать соблюдаемые в столовой нормы. Оплатив солянку, ленивый голубец с булгуром и ягодный морс, офицеры прошли в дальний конец зала и сели в углу напротив друг друга.