- Алло, слушаю.
- Откуда у вас моя электронная почта? – тут же спросил голос на том конце, высокий крепкий баритон с нотками возмущения и недоверия. Точно Ярков, хоть и не представился, но сомнений уже нет.
- Я нашел ее на сайте издания, где вы когда-то работали, и надеялся, что она действующая. – Сезонов замер на пороге, будто боясь лишним движением спугнуть журналиста.
- Но не были уверены? – голос хмыкнул.
- Совершенно нет. На удачу написал.
- Вам повезло. Что я ее не удалил. У меня уже другой ящик, а этот так и не закрыл еще. Что вы хотите? – вопрос прозвучал тоном, каким американские полицейские в фильмах спрашивают взявших заложников преступников о выдвигаемых требованиях.
- Я всё написал в письме.
- Это недостаточно и точно неполно. Это общие фразы. И у меня нет повода вам верить.
- Я понимаю. Я военный и…
- Думаете, ваша профессия позволит вам добиться встречи со мной? – прервал Ярков.
- Я ничего не думаю. Просто чтобы вы поняли, что к вам, журналисту, просто так военнослужащий обращаться не станет. Значит, повод серьезный и дело важное.
- Ага, да! – открытая саркастическая усмешка. – Было однажды важное дело. Тоже с военным. После той встречи, которую я хотел бы здесь закавычить, я полностью не доверяю военным!
- Я другой. Не такой, с кем вы виделись.
- Я вам не верю. Но не узнаю точно до тех пор, пока сам с вами не встречусь. На свой страх и риск, – голос упал.
- Почему вы так говорите?
- Есть причины. Ладно. Слушайте. Хотите встречи? А я не очень. Но не хочу показаться невежливым. Завтра у служебного входа в Волковский театр в пять вечера. – Прозвучало безапелляционно, словно в судебном заседании.
- Согласен. – Сезонов понимал, что не согласиться и изменить время встречи нельзя: тип был нервным, недоверчивым, того и гляди вообще откажется.
- Единственная просьба: придите один. И без какого-либо оружия.
- Само собой! – подполковник искренне удивился требованию.
- Ну не знаю... – Ярков хмыкнул. – Я опасаюсь за себя, за свою жизнь и хочу более конфиденциального разговора, без свидетелей.
- Вам угрожали? – не подумав, тут же спросил Сезонов и уже успел пожалеть, что задал вопрос, но журналист, немного помолчав, ответил:
- Не то слово я бы употребил. Иное. – Ярков будто растаял и заговорил спокойнее: – Говорите, вам интересны факты о лесополосе между селом и Ярославлем, о нашем полигоне и том, что около него творится… Что ж, вы их сможете получить при встрече. Если мне понравитесь.
- Как мне это сделать – понравиться вам?
- Не быть военным до мозга костей. Будьте на месте нашей встречи с красным стаканчиком кофе: купите его в кафетерии напротив театра. Так я вас узнаю.
Ярков отключился, Сезонов не успел ничего сказать.
День 3
- Да, пап, привет!
- Привет, Жень. Как дела? Чем занимаешься?
- Нормально. Я за рулем сейчас, еду в аудиторское. С коллегой проект-задание делаем, то туда, то сюда надо.
- Ясно, удачи в выполнении.
- Ты как?
- В порядке.
- В Москве?
- Нет. В Ярославле.
- А что там?
- Товарищ хороший скончался. Я на похороны приезжал.
- А… Уже обратно?
- Да нет, знаешь, тут задержаться надо, еще несколько дней… Как мама?
- Ты ей что, не звонил?
- …
- Пааап!
- Я слышу тебя.
- Вы оба как… как не знаю кто! Позвони ей!
- …
- Я ей скажу, что ты ей позвонишь!
- Жень!
- Всё, не могу, за рулем, поток бешеный, всё, давай, пока!
Резко сброшенный вызов.
Сезонов постоял с минуту, молча пялясь в экран мобильного на раздел контактов. Выбрал новый номер – не тот, что был нужен, но столь же важный – и нажал на вызов. Ответ последовал нескоро.
- Алло?
- Привет. Это я.
- Валерий! Здравствуй.
- Как дела?
- Хорошо. Прости, что долго не брала: телефон на вибрации в сумке, а вокруг шумно. Как хорошо, что ты позвонил. Я только сегодня утром о тебе вспоминала.
- Где ты?
- Да вот вышли на прогулку все вместе. Идем до рынка пешком, погода замечательная у нас, не представляешь: солнце будто уже летом, мы даже куртки не взяли!
- Здорово. Как Аня?
- Убежала вперед, точнее, укатила: самокат взяла с собой, впереди вон едет. Да, хочу сказать спасибо за перевод: увидела зачисление на счет только вчера поздно вечером, звонить уж не стала. Спасибо, Валер, за твою помощь.
- Да ладно, о чем ты. Не чужие ведь люди. Георгий как?
- В стороне идет, по телефону с кем-то тоже говорит, наверное, по работе, как обычно.
- Передавай ему привет.
- Конечно. Как ты?
- У меня всё хорошо. Как обычно – служба.
- Береги себя.
- Да. Конечно.
Молчание.
- Я, мы, когда еще сможем тебя увидеть?
Молчание.
- Я не могу ничего обещать. Но ты знай, всегда знай, что и ты, и Аня мне дороги. Я всегда о вас помню, знаю, что вы есть. Я готов вам помогать.
- Спасибо, Валер. Ну, тогда пока.
- Всего хорошего. Пока.
Мобильный, убранный в карман пальто, еще зажат в ладони. Позвонить, не позвонить? Они же друг другу не чужие люди в конце концов. Никогда ими не были. Да, последние годы разделены расстояниями, но мысли всегда направлены в сторону дорогого человека. Он ведь не враг, не предатель ей – своей жене. Почему же тогда почти полтора десятка лет считает себя виноватым?
Подполковник собрался, вздохнул и, нажав на вызов контакта, осторожно приложил мобильник к уху, даже на время затаив дыхание, будто держит в руках бомбу, которая вот-вот сдетонирует.
Прошло уже больше полминуты. Сезонов опустил мобильник и хотел нажать сброс, как увидел, что многоточие на экране сменилось отсчетом первых секунд – вызов приняли. Подполковник вдохнул в себя больше воздуха и быстро вернул телефон к уху, остановившись у края тротуара перед светофором. Дорогу пересекали пешеходы: горел зеленый сигнал, но Сезонов застыл у столба, неотрывно глядя на галерею гостиного двора.
- Алло, Вера? – быстро произнес подполковник. Он одновременно надеялся и нет услышать хотя бы одно слово на том конце, услышать Голос, к которому тянется и которого сторонится ради его, Голоса, безопасности.
- Здравствуй, Валер.
- Как ты?
- Да ничего особенного. Только, как обычно, скучаю по тебе.
- Я тоже. Люблю тебя.
- И я. Ты приедешь?
- Не могу обещать. Но… хотел бы.
- Валер, так же не может продолжаться вечно, ты же понимаешь.
- Да. Не может. Не будет. Скоро, уверяю тебя. Но пока… мне так спокойнее. Звучит страшно глупо, но не пойми меня неправильно. Будто я специально сторонюсь.
- Эти фразы я слышу уже больше десяти лет. И уже поняла и знаю, что это правда. Хоть слишком тяжелая. Для нас обоих.
- Я сегодня или завтра переведу тебе деньги на карту.
- Хорошо.
- Чем занимаешься сейчас?
- Телевизор фоном. Я на кухне. Телефон в комнате остался. Света в гости напросилась, через час жду ее, готовлю вот.
- А как здоровье?
- Как обычно.
- Если что-то надо…
- Я знаю, Валер. Спасибо. Но всё хорошо, правда.
- Давай на лето оформлю тебе путевку? Алтай, Башкирия. Кавказ.
- Я подумаю. Спасибо. Лучше сам приезжай.
Сезонов закусил губу. Да что же это он, в самом деле. Тянется, тянется к ней, а вытянуть себя из мира, которым сам себя окружил, не может – или не хочет. Чего он боится, кого? За себя ли, за нее? Зачем закрывается сам? Пустые отговорки, вдруг с годами приобретшие важность? Но они ведь, он и она, еще семья, они еще вместе – или только по паспорту, а в жизни – всё сложнее? И эта сложность – только из его одной головы? Он слишком долго прожил в мире террористических атак и военных предательств, шлейфом тянущихся за ним с девяностых годов, что уже не может нормально мыслить о мире среди гражданских и силовиков: нужно быть настороже, нужно зачищать все преступные элементы и обеспечивать безопасность. Безопасностьдругих – а себя, себя обезопасить? Он боролся в том числе ради нее. Но всё зло на свете никогда не искоренишь. Но он хотя бы старался и старается не дать этому злу проникнуть вглубь России, до Урала, где сейчас она: по программе защиты свидетелей, в случае с его семьей дважды продлевавшейся, кажется, до бесконечных и нескончаемых лет, ей предоставили жильё в Екатеринбурге. (С Женей вышло проще: из-за того, что ему после усыновления оставили прежнюю фамилию и отчество биологического отца, программа распространяется на него лишь в части.)