Неистовый ливень, затушив язык обжигающей стихии, позвонил в обеденный колокольчик. Ошмётки помчались к угощенью. Их торопливое приближение слышно — веки и не думают подниматься. Раз, два — когти больше не скребут грязь плоско-круглой, прыгают на свою добычу…
Высокий маяк уходит основанием в скалу, вонзает в неё корни, чтобы противостоять шторму. Тёмную постройку окружает бесконечный чёрный океан, что тянется дальше горизонта. Холодный ветер дует с небывалой силой, но открытая дверь маяка со множеством замков не двигается ни на дюйм. Рядом разлился пруд с каменистой каймой. Возле стоит безликий мальчик в угольной мокрой накидке с капюшоном, он наблюдает за рябью на гладкой поверхности, которую пускает каждое движение его головы. Зачёрпывает ладонью воду и та принимает форму бесцветной птицы похожей на утёнка. Держит птенца и другой рукой повторяет действие, только в ней уже появляется нечто иное, уродливые живые ножницы. Подносит лезвие к маленьким перепончатым лапкам, рывком по очереди отсоединяет их. Сначала левую, потом правую. Заботливо отпускает в пруд трясущегося от боли утенка, который начинает крутиться.
— Осуждая меня, ты осуждаешь бесчисленное множество людей. Людей, которые выбрасывают в мир жизнь без условий для неё. А потом говорят: «Плыви, все плывут, и ты плыви». Приговаривая: «А вон у тех ещё хуже». Какая-то извращенная игра на контрасте, не находишь? — любопытствует мальчик.
— Хуже когда они делают это сознательно и с удовольствием, как ты сейчас, — ответил Грегор, стоя позади него.
— В моём случае всё немного иначе. Это моя пища, — безликий щёлкает пальцами, и утёнок растворяется. С поклоном поворачивается к собеседнику: — А помнишь как мы впервые встретились? Много времени прошло после того твоего визита.
— Да, много, но не достаточно. Все стрелки часов в этом мире не сделали столько шагов, сколько нужно для того чтобы её забыть.
— И правда, недостаточно. Тогда всё было иначе. Мы были врагами, а не союзниками, не так ли? Сейчас же мы единое целое. — Меж пальцев мальчика появляется монета.
— Ты — кровожадное порождение тьмы, которое следует держать на цепи, — резко, пренебрежительно проговорил Грегор.
— Я порождение событий твоей жизни, Левранд. Как говорится: чем ярче пламя костра, тем чернее танцующие тени. — Днарвел проводит рукой над прудом, из водоёма показывается ширококостная фигура. Отдаёт взглядом приказ. Вода вмиг закипает, а бесцветная копия начинает барахтаться, вопить.
— Я отказался от этого имени. Ему не следует звучать здесь.
— Раз я назвал его — значит, не отказался. Забыть о себе, стать кем-то другим — временами непосильная задача. Можешь утешать себя, но ты тот, кто ты есть. Нельзя щёлкнуть пальцами и забыть свой путь. На протяжении всей жизни собирал себя, проходил через кровавые туман сражений, жертвовал… Всё это стало крупицами твоего Я. Оно тяготит тебя, не можешь убежать. А потому вот мой совет… прими расклад, встреть его лицом к лицу. Без страха, без сожалений.
— Без страха и сожалений говоришь? Ты видел крепость Дома Болинтирг, видел все, что там происходило. Видел те игрища, которые устраивали потомки Первых. Поселенцы грызли друг друга ради мимолётного удовольствия. А благородные только попивали вино и улюлюкали…
— Какой же ты нежный, — выдохнул Днарвел. — Можешь не продолжать, мы вместе были там. Я свидетель того, как тебе разбили сердце. А твоё выражение лица, когда увидел Хексенмейстеров? О-о-о…твоё отчаяние было так глубоко, что в нём утонул бы любой пьянчуга. Да, такое море таким вовсе не по колено. Знаешь, что-то схожее имело быть в Рыбацкой деревне. Тебя до сих пор грызут сомнения. Спрашиваешь себя: а мог ли я убить невинных? Мог, почему нет? Руки и ноги имеются.
— Так они, всё же были? Что ты наделал…
— А разве это важно? Если спросишь меня — отвечу… нет… до фонаря. По крайней мере, теперь. Многое стало вторичным. Однако не пытайся свалить всё на меня. Вдруг сам придумываешь себе оправдания? Уже говорил, от себя не убежать. А если ждёшь прямого ответа, я предпочту хранить молчание, ибо мне он не нравится.
Ворон вдруг испытал настоящую благодать. Встав рядом со своим попутчиком, сумел узреть красоту обваривания. Нет, уловил наслаждения от наблюдаемого возмездия.
— А я помню его. Это же…
— Ты прав, это один из них. Если помнишь этого истязателя, то помнишь и его действия, не правда ли?
— Такое не забыть, — прошипел смертельно уставший Левранд, схватившись за левую руку. Её резко пронзила острая боль.
— Да, ты многое хотел бы забыть. Думаю, как и многие. Но всё-таки то, что ты сделал с тем выродком — вот настоящее осмысление слабостей тела. Прямо-таки выразил внутреннее через жестокую смекалку. Я даже загордился тем, что наблюдал за процессом. Жаль не получалось принять активное участие. Теперь тоскую по утраченному шансу и пытаюсь изобразить хоть что-то похожее. Но, наверное, не хватает вдохновения, — усмехнувшись, сказал Днарвел, а затем вылепил из вопящего в пузырях кипения — женоподобную фигуру. Её живот раскрылся, и из него выглянули три маленьких головы.
— Довольно, умбра. Есть разговор.
— Думаю… не разговор, а просьба, — произнёс кукловод бесцветного театра и продолжил с упоением рассказывать, — Нафаршировал праздничную утку яблоками, яйцами. Просто потрясающе. Нет, не то.
— Прекрати, не желаю видеть продолжение. Я здесь по делу.
— Если ты так просишь, — опускает занавес, возвращает поверхности пруда его спокойствие. — Ты здесь точно не для игры в кости. Или ради этого? Сейчас принесу. Они новые, грани ровные…
— Ты знаешь через, что мы прошли. Мне…
— Нужная моя помощь? Так я уже помог, или, по-твоему, топор поймала удача? А то что ты всё ещё на ногах? Может быть, ты сам это сделал своими навыками и выдержкой? Тогда моё почтение.
— Ты должен помочь! Рука не может сказать, я не хочу, — выждав неконтролируемую паузу, очень тихо прошептал, — Прошу.
— Очень удобно. Закрываешь меня в маяке. Добавляешь в курительную смесь эту гадость. А когда приходят последствия Саккумбивой ночи, а точнее проё… бааа, как же это… просчёта Мундусовского масштаба, то просишь меня о помощи. Я повторюсь, очень удобно. Стал нужен и думаешь неожиданно достать меня как волшебное перо из-под стола? Смотрю, всё совсем плохо, да? После вашего ритуала, инициации, договора, я боялся Хора, всё время чувствовал его присутствие. Но не сейчас. Ты же понимаешь, что Рамдверт больше не сдерживает меня? Он слаб, почти мёртв. Может прикончить его? — Грегор через секунду оказывается в яме. Шею сдавливает висельная петля — она обжигает кожу. Мертвецы тянутся к нему, хватают за рубашку и жилет. — Вот тот самый Маяк, из которого тебя вытащили. Всё честно. Теперь ты будешь заперт, но уже в этой обратной башне. Должен признаться, меня терзает негодования. Ведь оказался не совсем прав. Я считал, что ОН предаст вас всех. А на деле предатель — Пепельный Лорд. Уму непостижимо. А впрочем, без труда могу представить причину смены лагеря.
— Что ты хочешь за свою помощь? — с трудом спрашивает повешенный, решив избрать деловой подход.
— Может выбрать полный контроль, забрать поводья? Или же нет. А насчёт руки, возможно, так и было, но сейчас всё иначе. Кое-что изменилось. Ты видел массовое безумие человеческих теней. И от этого мир уже не будет прежним, по крайней мере, твой — точно. Так что сам разбирайся с этими ошмётками, — отказался Днарвел.
— Мы заплатили слишком большую цену! Нужно добраться до перекрестка. Ты должен помочь мне сделать это. Или мы оба покойники.
— Опять разговоры про цену. Слушай, Левранд, ты должен был умереть ещё в тот раз. Однако тебе помогли, продлили твою жизнь. Может всё-таки отдать тебя, пусть смерть заберёт своё с процентами? А, Левранд?
— Я отказался от этого имени. Теперь я…
— Да-да, я знаю. Вместо того чтобы разорвать на части тех жалких отбросов, ты отказался от имени и выбрал держать ненависть в подвале. Звучит как сказка для слюнявых принцесс. На хрен всё это. Теперь прочисти уши от запёкшейся крови, слушай внимательно. Если есть Днарвел, то есть и Левранд. И наоборот. Если есть Левранд — есть и Днарвел. Хватит болтать, хватит лгать самому себе. Ты не шлюха из борделя чтобы набивать себе цену!