— Оставь свою веру при себе. Я не какой-то алтарный мальчишка, — шипя, ответил ему Фель.
— Вера — путеводная звезда. Она указывает нам путь. Посему не могу держать её при себе. Тогда путники жизни собьются с пути и не дойдут до Моста, что протянется в заботливые объятия Зодчего. Впрочем, если вы этого не понимаете, то, может быть, и не признаёте Жертву Сахелана? — с подозрением проговорил уст, а потом потерял контроль над собой, вспыхнул от ярости и ударил наглеца, позволившего себе разговаривать с ним в такой манере.
Костлявый кулак остановлен и сжат до мерзкого треска.
— Успокой свой фанатизм. Лучше с ним ответь. Мне нужен дьякон за Стеной. Где он?
Служитель безразлично опустил тощую конечность с несколькими сломанными пальцами.
— Дьяконов не допускают за Стену. Этой чести удостоены лишь уста Все-создателя. Но вам повезло. Глава семьи защитников Оренктона порекомендовал одного дьякона. Ибо видел в нём необходимые качества для кандидата в усты. Прислушавшись к похвалам Лицлесса, вынесли решение допустить одного за Стену. Чтобы разжечь тлеющие в тишине угли, чтобы проверить изберёт ли его Великий Зодчий… или же нет.
— Где я могу его найти?
— Думаю, это возможно. Пройдёте прямо, — не замечая боли, указал на проход, — Затем направо и идите до лестницы. Там через казематы и увидите. Только не проявляйте осторожность, когда будете проходить мимо них.
— Не проявлять осторожность? Даже если прислушаюсь к вашему злобно-насмешливому совету, то вряд ли у кого-то из ваших «гостей» хватит сил навредить мне. Более того, у меня нет на это времени, — почти прорычал Фель.
Спустился ниже, прошёл по коридорам с почти пустыми казематами. В них сломленные находили убежище под защитой собора. Когда кто-то проходил, то высушенные люди осторожно выглядывали в ожидании еды и воды. Или же чего-то другого. Некоторые выглядели так, словно не уходят лишь из-за того, что не могут подняться, боятся переломить свои тонкие ноги.
Из одной из спален-камер высунулся полуживой старик-старуха с вытянутой физиономией: — Здесь тихо. Очень тихо. Ты, отведи глаза, осмотрись. Вдруг кто-то смотрит на тебя, — прогудел он и позвонил в колокольчик, который издавал звук через раз. — Слышишь? Слышу! Нет, не слышу. Кап-кап. Родословное древо не справилось, за ним пришли демоны. Пришли прямиком из угла между стеной и полом. Но ничего, скоро ОНИ придут, они узнают секреты, узнают грязные секретики прошедшего сквозь пепел. А ты, хватить гладить глазами буквы, убери руку от лица, выпрямись. Чувствуешь себя не на своём месте? Ничего, все окажемся в общей тарелке! Дождись эйфории, момента. Затворник из резиденции не избежал этой участи. Грязные Ымонортса! Знания, ум!? Вера — наше всё! Когда мне попадётся кто-нибудь из них, высосу их суставы. Высшее блаженство, — представляя трапезу, выглядел очень и очень довольным, обкусывал белесые губы, вернее — изорванные остатки. Даже скоротечная с ним встреча напускала марево в ум. Будоража сознания и копая глубже, вынуждало чувствовать себя, так как если бы волк клацал клыками прямо перед лицом. — Йа помню… по ходам темницы текли краски. Месиво всюду. Месиво из голов, ручек да ножек. Ползучая грязь. Я видел искателя. Он Донный бог? Племя было бы радо. Точно радо, знаю-знаю. Подняли бы свои якоря, поприветствовали бы отца. Или всё же… слуга? У него из лица росли черви. Нет, щупальца. Выпрыгивали отовсюду и ползали в поисках дыхания. Убило всех, но одному безумцу удалось сбежать. Или его отпустили? Я здесь. А где оно? А где все? Что? ОНО в Оренктоне!? — вновь позвонив в колокольчик, звонарь нырнул в камеру. — Надо спрятаться, никто не должен знать кто я. Я бедный…о бедный-бедный человечишка.
Фель не стал задерживаться, прошёл мимо «цепного звонаря». Раздражающий гул шлифовал внутренности круглого тоннеля. Пыл факелов в кованых зажимах привёл к двери, которая многим внушала беспокойный трепет. Отворив её, вошёл в комнату с пятой Стеной. На тёмно-сером многолетнем горельефе изображалась далёкая история.
…Сахелан защищал свои тропы, что тянулись высоко над землёй. Сражался за всех людей с кошмарным призраком старой войны — Анстарйовая. Первый слышащий противостоял гигантскому мечу великана, скрывающегося под вуалью чёрных потоков бесчисленного множества лиц. На семьдесят седьмую ночь, когда Старая война вновь появился перед Сахеланом, Великий Зодчий отправил на помощь избраннику своего змея. Сахдибураг и Сахелан одолели врага, сбросили его в самые глубины Сферы. На семьдесят восьмую ночь Сахдибураг протянул собой мост, и люди смогли пройти по нему в объятия Саморождённого Зодчего. Первый Слышащий — Сахелан, не последовал за остальными, отказался от вечности. Он остался с желанием направлять других на пути по своим тропам, дабы привести их к спасению…
Стоя за такими Стенами, усты выслушивали несчастных, нуждающихся в облегчении своей ноши, которая досталась им волей случая или же выросла плодом необдуманного действия. Позволяя гною вытечь из разума прихожан, прижигали рану не всегда понятным, многоликим наставлением. Оно возвращало потерявшегося на правильный путь встречи с присносущным Творцом. Никто не знал наверняка, что ожидает на той стороне. Кто-то грезил о невероятном городе из света, где каждый обретёт настоящий дом. Кто-то верил: каждого ждёт свой собственный уголок в блаженной бесконечности. Немногие даже пели песни о трапезе за общим столом вместе со всеми Приомнисами. А кто-то хранил надежду: там избавятся от оков плоти, превратятся в чистую энергию, сольются с озером Мундус в единое.
Дьякон не откликнулся на зов горелого охотника. Помещение для откровенных признаний стало обителью молчания. Через беззвучие просочился шепот, в нём слышался голос туманницы из медальона, а вместе с ним и его собственный. Смесь подсказала интуиции потаённый путь за пятую Стену. Фель прислушался, приложил ладонь к камню, довёл её до руки Самоотверженного. Та вовсе не холодная, как ожидалось, а тёплая, почти что живая. Выворачивающие наизнанку видения захлестнули его, вырвались из памяти как жидкость гнойника при нажатии. Свидетелей безумных вспышек отшатнулся, всплыл на поверхность, вернулся в осязаемый мир. Не было торжественных поздравлений, никаких аплодисментов — только скрежет камней, исходящий из дальнего угла. Там открылся переход на другую сторону Пятой Стены.
За Пятой Стеной — келья, перенасыщенная богатствами разного рода. Сундучки с монетами и ювелирными украшениями с драгоценными камнями хранились как кухонная утварь в трактире диких земель. Рулоны изысканных тканей, хоть и были нетронуты, но всё же имели блеклый вид, увядали без внимания. Также на ночном столики стояло настоящее сокровище для ценителей: пятидюймовая статуэтка, вылепленная скульптором Трегидафором. Мастер создавал самые разные фигуры на подставках, но именно эта являлась копией государя Венн. Воин в рубиновой стёганке и в тёмно-сером пластинчатом доспехе с узором рек континента. Светлый властный лик скрывался под тканью, что перетекала в мантию с багровым поясом, свисавшим до колена. Государь держал в руках свой топор, способный поражать врагов на расстоянии. Но некоторые называли его инструмент борьбы — огором, вкушающим кровь и на ближней дистанции.
Уст-ы не допускали и мысли о роскоши, они вполне могли разорвать дьякона на части за безобразное отклонение. Однако того наказание уже вовсе не беспокоило. Служитель, рекомендованный семьёй, неподвижно лежал на полу. Дыхание покинуло его. Капли вина падали на пол, где смешивались с брызгами крови, которые немного напоминали крылья.
Неуверенные огни свечей серебряного канделябра старательно раздували сумрак.
В углу, неподалёку от покойника, — низкая кровать, на малиновых простынях лежала замученная девушка. Она была мертва. Руки её сковывала цепь, проходящая через прибитое к стене железное кольцо. Такие путы душили любой шанс на самостоятельное освобождение пленницы; такие путы дарили дьякону возможность надёжно удерживать ту в пределах своей власти. По её коже бежали следы багровых укусов, они не были отпечатками прикосновения страсти, а больше напоминали торжество первобытной жестокости. Безжизненные глаза сохранили страх расставания с жизнью, словно всё происходит в настоящий момент.