— Если спросить у него, он, скорее всего, ответит, что пекарь… или что-то вроде того. Я понимаю твою настороженность, но он на нашей стороне.
— Ага, — с опаской произнёс неряха в поношенном сюртуке в ответ про любителя носить цилиндр. — Как бы пироги пекаря не были с мясом жителей этого города. Поймите, языки хлещут его сильнее, чем хлыст лижет спину дурного раба. Вместо крови летят сплетни. Пока о них никто не думает, но я видел их зарождение. Вижу по глазам. Его уже прозвали охотником на проклятых чудовищ. Нет, он так не представлялся. По крайней мере… я не слышал. Но внешний вид говорит о многом. Знаете, жизнь оставляет отпечатки на лице? По ним можно многое рассказать о человеке. Лицо Грегора холодное, почти мёртвое. Но я видел, как оно изменилось в момент, как по щелчку пальцев. Безумен он, безумен. Полуденные убийцы бы испустили дух через седалище от такого взгляда и улыбки. Нет, оскала… он даже на его шее…
— А после чего он показал своё второе лицо? — спросил Рэмтор, пуская по пальцам многоножку.
— Он разговаривал с какой-то черноволосой девчушкой в мужском плаще. Там его перебил торговец, чесночник, предложил свой товар.
— Всякий бы изменился в лице из-за подобного. Особенно если разговор важный. Теперь лучше скажи, не пропадал ли недавно один из ловчих?
— Милорд, мне ещё есть, что вам рассказать…
— Сначала ответь. Это тоже важно. Важно для всех нас.
Ловчий тяжело выдохнул, как если бы пытался разогнать тучи своих мыслей.
— Мне ничего об этом не известно. Мы не знаем друг друга, а не попадаться — обучены. Было бы даже забавно, если бы мы случайно охотились на своих коллег. Забавно, но в то же время — трагично. Вот была бы неразбериха.
— Я тебя понял. Не зря вы обучаетесь у актёров. Но от этого не легче.
— Без умения притворяться и быть кем-то другим в нашем деле никак, — подчеркнул он. — Сейчас всем нелегко. И будет только хуже. А город только начал зеленеть.
— Что говорят тебе твои предчувствия? — спросил Рэмтор.
— Вы настаиваете?
— Да, я настаиваю. Ваш ум, ваши предчувствия — надёжные инструменты. Они никогда не подводили.
— Хорошо… только предупрежу, я усомнился не только в своих предчувствиях, но и в здравости своего рассудка. Если всё закончится успешно, я уйду со службы, ибо больше не пригоден. Так будет лучше.
— Да будет так. Оренктон не бросит тебя, мы обеспечим тебя всем необходимым, когда уйдёшь на покой.
— Замечательно! Может, займусь яблоками, всегда хотел свой небольшой садик, — сказал ловчий и замолчал. — Сначала появляется этот Грегор. Когда я впервые его увидел, почувствовал нечто более чем страшное. Будто ужас за секунду содрал с меня кожу. Никогда этого не забуду, особенно то, что представилось мне в тот момент. Одинокий маяк, в глубинах которого скрывается неведомое, но в то же время — знакомое, что ли. Потом появляются эти книгочеи. Мне единожды удалось разобрать шёпот одной из них, но я не уверен… Голос той девочки звучал совсем необычно. Представьте самую глубокую яму, из которой доносятся голоса. Не будь я ловчим, подумал бы, что именно так звучит скорбь. Так вот…её рот и был этой самой ямой. Она бредила про Воронов и того самого Хора. Её болезненные представления сочились из неё, как мякоть из переспевшей груши, которую сжимает невидимая рука. Нашёптывала, что Хор виновен в появлении Пепельного болота. И теперь он пришёл в Оренктон, чтобы всё повторить, — поведал мужчина, пытаясь сдерживать дрожь своего тела. — Мои предчувствия… говорят мне, нужно бежать… что-то страшное ждёт нас за углом. А до поворота осталось совсем чуть-чуть… понимаете? И тут у меня появляется вопрос к самому себе, а есть ли смысл бежать? Если Хор ходит под одним небом с нами, то и всё прочее — это правда. Тогда от этого никому не спастись.
— Пепельные болота, значит. Теперь всё может серьёзно усложниться, — произнёс Рэмтор, внимательно выслушав несуществующего человека. — Мы должны быть готовы к худшему. У нас нет иного выбора. Я не отправлю туда констеблей, дальнейшие действия предприму после вестей от Грегора. Он подскажет нам верный путь. А ты отдохни, тебе нужен отдых.
— Милорд, вы слишком доверяете чужаку. Я же советую вам не сводить с него глаз. Он может быть причиной перехвата сообщения. Уж не знаю, какие цели этот любитель высоких шляп преследуют, но он точно опасен.
Ловчий погасил язык, горящий внутри фонаря. Когда мрак быстро затянул свою рану, тайная встреча закончилась, и участники разошлись.
Джентльмен в цилиндре объявился возле дома с названием «Ко и Туз», откуда вышли две особы. Лица красные, наверняка не могли нормально дышать из-за туго затянутых корсетов. Или же им больше мешали опухшие до ненормальных размеров губы, что заваливали ноздри? Явно наслушались советов от шарлатанов, пытавшихся заработать монет на неокрепших умах, а потому перед своим выходом на люди, скорее всего, обвязывали губы толстой ниткой, чтобы налить их красноватой синевой. Или же страстно присасывались к кубку. Обычно такое таинство сохраняли в секретности. Якобы всё от природы.
Досада тяжёлым мешком обрушилась на Грегора.
— Это не такой игральный дом. Надеялся увидеть другой, — вслух проговорил он. — Туз значит. Опять лживое название. Хотя, нет. Теперь всё встало на свои места. Как хитро и остроумно.
Особы заметили персону в дорогой одежде. Но только на вид: при внимательном рассмотрении можно разглядеть признаки поношенности. Как тёмных брюк и жилета, так и плаща с высоким воротником.
— Сударь, вы здесь недавно? — спросила одна из них. — Мы вам тут всё покажем. Даже самые тёмные и влажные уголки. За скромную плату разумеется.
— Проведём вас по секретным тропам с удовольствием, — присоединились вторая. — Испытаете настоящее наслаждение от такой прогулки. Не пожалеете.
— Вам бы белпера, а не прогулки устраивать, — сказал Грегор, смотря мимо них.
— Мы чисты как слёзы Шихи. У нас есть билеты. Так что не простудитесь.
— Может быть, но от этого вам дышать не легче. Удушье это не шутка.
Они сразу поняли, о чём им было сказано.
— Нас хозяин заставил синить губы. Говорит, мужчинам это нравится.
— Ваш хозяин никто, чтобы говорить за всех, — утвердил он и закурил трубку. Дым едкий и какой-то горький. Это не приносило ему радости, но всё равно продолжал. Пахло полынью, смешанной с чем-то ещё. Точно не клюк или табо. — Этот полудурок уродует вас, заставляет соответствовать своему безвкусию. И от этого упал заработок, верно?
Особы в корсетах растерялись, переглянулись.
— Ну, нет. Монеты текут рекой, — с дрожью заявила она, чем показала незнакомцу своё неумение лгать.
— Мужчины не спят со свиными подмышками. Вот вам небольшая компенсация за глупость того, кто решил, что может говорить за всех, — упущенный клиент протянул им по несколько серебряников.
— Спасибо, сударь, но мы не можем так просто взять их, — отказались они. — Может, хотя бы выпьете с нами или послушаете песню? У нас хорошие, звучные голоса.
Грегор вдруг насторожился, повернул влево и увидел кого-то, кто ломко разгуливал, скрывая голову под короткой светлой простынёй. На ней были тёмно-красные пятна.
— У меня сейчас нет времени. Так что берите. Ужин сам себя не купит.
Особы опять переглянулись, приняв монеты, провожали взглядом шаги уходящего. Тот опустошил чашу, поспешил удалиться от дома с обманчивым названием.
Преследовал подозрительную фигуру, шёл по опятам. Ступал осторожно, словно по тонкому льду, и в то же время быстро. Сапоги, с металлическими узорчатыми вставками и кожаными застёжками, совсем не стучали от прикосновения к камню. Его уверенность вполне могла поселить ужас в души проходимцев, а их тела заставить исполнять судорожный танец растерянности.
По мрачному небу летели ещё более мрачные птицы, что казались призраками. Некоторые из них садились на крыши, с любопытством наблюдали. Когда Грегор один раз потерял из виду болезную фигуру, карканья указали путь. Пройдя две улицы и обогнув курильню, оказался в недоулке. Там поскрипывая мотылялась дверца. Пробрался сквозь постройку и вышел в квадрат. Судя по инструментам, лестницам, сложенным доскам и прочему, дома готовили к восстановлению и укреплению. Готовили к приёму не совсем случайных гостей.