— Нет лучше места для беседы, чем сырое подземелье с трупами. Нет лучше собеседника, чем вооруженный охотник на чудовищ. Предложил бы тебе сыграть в кости, да не взял их с собой. Так в чём же твоя просьба, не любитель слова «р’одум»? Неужели захотелось поболтать?
— Аколиты, наши общие враги, собрались в библиотеке, пытаются найти ответы на вопросы, связанные с Хором. Хотят понять, хотят остановить его. Прошедший сквозь пепел мешает им. Вы мешаете им.
Джентльмен закурил трубку, желая прогнать кислый запах. Явно наслаждался каждым вздохом.
— Таков наш замысел, обеденный звон не должен случиться, — сказал он. — В книжках им не найти ничего ценного. Их ждут только пыль, да клопы.
— Бегущая от центра сила спрятала их страх. Они могли бы найти крупицы искомого, но идут по ложному пути. Создавая ложные инструменты, всё дальше уходят от желаемого. Сложное переплетение ложных переходов — их реальность. Реминисценция без конца и края. В ней нет конца, а без него нет и начала. Но Астрологов всё равно нужно остановить. Попавшие под их влияние люди изменяются и ищут новых жертв. И это продолжится. С каждым днём будет всё больше, пока весь город не превратится в гниющую рану на теле Оринга. Зараза пойдёт дальше. Больше медлить нельзя.
— Значит, мы освободим звездочётов от их желаний. Прижжём рану, — проговорил Грегор. — Сколько аколитов, масочников с палочками, внутри библиотеки?
— Мало, но паства велика, — дал ответ неизвестный, что прятался совсем рядом. — Один не справишься. Может, стоит обзавестись поддержкой? Вожак прислушается к тебе, а стая последует за ним. Они хорошие бойцы.
— Каждый должен заниматься своим делом. Портной шьёт, плотник работает с деревом, а пекарь печёт хлеб. Что будет, если они поменяются? Хлеб с нитками и стружками? Нет, вермунды не готовы биться с ними. А времени почти нет.
— Идеальный момент для их подготовки к вероятному будущему. К тому же, у тебя есть отличный зельевар. Вот возьми, — щупальце протянуло из тьмы обрывок бумаги. — Приготовьте снадобье, оно не даст волчатам сойти с ума. Позволь им заматереть.
— Вот проснулся я утром под пение садовых птичек, посмотрел на лучик, пробравшийся меж штор, и подумалось мне: как было бы хорошо повстречать в подземелье незнакомца с щупальцами. Взять у него рецепт, а потом опоить вермундов и отправить их на убой. Хоть снадобье и безопасно, судя по ингредиентам, но битва таковой точно не будет.
— Согласен, с твоей подачей всё это выглядит как западня. С учётом всех обстоятельств… твоё недоверие имеет место быть.
— Тебе-то какая выгода? Неужели тайный воздыхатель Астрономов, или же личные счёты с Астрологами? Тогда можем вдвоём отчистить библиотеку. Там эти твои фокусы пригодятся. А когда закончим, сядем, выпьем травяной настойки или чего покрепче и будем беседовать ни о чём, смотря на разноцветных единорогов, скачущих по небу. Не плохой же вариант для того, кто может выжать кого-нибудь как тряпку половую.
Незнакомец постучал зубами, посмеялся.
— Для преодоления этой стены отвечу, я хочу… чтобы их встреча случилась. Так мальчик сдержит данное однажды обещание. Помоги ему спасти её, Ворон.
Грегор поворотом опустошил чашу своей трубки, постучал пальцем.
— Помочь ему спасти её, о ком ты говоришь?
— Обстоятельства принудили предков дать нерушимый мерзкий обет. Его эхо протянулось и до наших дней. Всё свалилось на хрупкие плечи бедного дитя. Ему удалось избежать судьбы. Серый человек помог выбраться из западни. Но угадил в другую. Их схватили Астрологи, и спесь спасителя забурлила, поглотила его, превратив в чудовище. Потому и прошу тебя спасти Каду.
— Я не вижу твоего лица, не знаю правду ли ты говоришь или же нет. А голос твой неясен для меня. Почему я должен соглашаться, а не прикончить тебя прямо здесь?
— Для тебя я подобен слову, а ты не можешь прикончить его.
— Зато могу попытаться перерезать глотку говорящего.
— И этого тоже делать не станешь. Ты веришь в них, возможно — слишком. Позволю себе предположить — их слова прямо сейчас звучат в твоих ушах. Делаешь всё для общего дела. Даже если поступки выглядят неправильным. Они знают правду, они знаю многое. Ещё я слышу имя, он говорит мне его. Днарвел, верно?
— Довольно. Я согласен. Вовсе не из-за безделушки. Её можешь оставить себе. Мне всё равно нужно наведаться в библиотеку.
— Наши цели по случайности совпали, Ворон из трупной ямы. Все мы участники одной игры. Она кажется сложной, но на деле всё куда прозаичней, — произнёс незнакомец, и его произношение изменилось, стало источать кровожадность. — Когда настанет Саккумбиева, вы выберетесь из пут. Вас будет четверо, но ты один ответишь на призыв, придёшь в обитель алхимиков на встречу с трупожором. Иначе быть не должно. Хор не зря вытащил тебя из петли, не зря показал тебе тень, томящаяся в маяке. В грядущем шторме ты обретёшь союзника, он будет с тобой до конца. Вы встретите его вместе, сидя под деревом у пруда.
Воображение быстро нарисовало одинокую башню. Волны беспощадно били по её основанию, старались дотянуться до огня, что горел на самой вершине. Протрубил колоссальный горн, а потом чёрные тучи взбудоражились, как если бы в них что-то пряталось. Увидел надёжно запертую дверь у самых корней. От неё исходили звуки тяжёлых, яростных ударов. Множество замков и непреклонных цепей не позволяли ей открыться.
— Значит, видишь маяк. Твой взор даст фору остроухим, — сказал Грегор. — Но остальное звучит как предсказание, а я не верю в них. Будущее ещё не случилось. Оно изменчиво. Мы сами пишем судьбу.
— Спаси Каду, она в глубинах возле меня. Помни, Ворон, опасно идти за тем, кого ведёт ненависть, — прозвучало со всех сторон.
— Какого хиракотерия… — пролетело в капающей тишине.
9. Сжатие кулака
Ночью расползлись голоса, проникали прямиком в человеческое сознание, где прикасались к глубинной глине; вылепливали из неё различные образы. Эти произведения непостижимого гончара в разительной степени отличались друг от друга. Некоторые выброшенные перед глазами видения представляли собой раненого зверя, который рычит, отчаянно скрипит зубами, чтобы отогнать от себя приближающегося чудовищно-свирепого врага. Некоторые другие смешивались в тайных пропорциях с истошными воплями — порождали горестный плач.
Во время неожиданного парада ужаса, оренктонцы могли и слышали тихие постукивания в двери своих домов, убежищ. За каждым глухим стуком следовал скрежет, что выпускал блох-мурашек. Невидимые насекомые своими холодными лапками обжигали кожу, чем затрудняли обыкновенную попытку пошевелиться.
Живущие неподалёку от библиотеки лишись покоя из-за уродливых колдовских песнопений. Не смыкая век, лязгали задвижками, запирали всякие ходы и даже маленькие оконца. Светильники тухли, справиться с потёмками помогали свечи. Не все их зажигали: боялись быть замеченными. Дети прятались под одеялами, стараясь не высовывать и мизинца, боялись подкроватного скрытня. Взрослые не находили себе места, пытались понять происходящее — ничего им на ум не приходило, реки мыслей не только покрылись льдом, но и промерзали до самого дна. Некоторые из великовозрастных смотрели на скачущие по шторам тени, молились, восхваляли Все-создателя; некоторые озвучивали свои опасения, полагали, что конец близок, готовились сделать последний вздох; другие же всего-навсего дожидались рассвета.
Первые лучи проникли в жилища, немногие поторопились на улицу, там рассказывали о возвращении безумцев, коих некогда выследил Микгриб-старший. Со слов свидетелей, стало понятно: еретики, отринувшие учение Пути Сахелана, готовятся повторить свои мерзкие ритуалы во имя результата бракосочетания хворого воображения и безызменного невежества. А потому призывали тех, кто жаждет утолить свой голод. Зов обращался напрямую к человеческой спеси, позволял ей забурлить, обуять умы и верующие сердца. Но никто не предоставил видимых доказательств — лишь слова.
Юноша, который проживал со своей тёткой в доме напротив цирюльни, кинул монетку в копилку сведений об этом явлении. Отмахиваясь от послеобразов, поведал, что видел алых людей. Те совсем без одежды вышли под покровом сумерек на городские тропы, где, сжимая в руках горящие факелы, безостановочно кружились, как если бы пытались провести над собой кольцо из живого пламени. После своих танцев они разодрали себе лица ногтями и устроили забег; при этом быстро поворачивали голову из стороны в сторону. Умалишённые как угорелые носились по проулкам. Но вскоре затихли. Юноша не видел, куда алые делись. Однако жужжащая внутри книгохранилища осиплость подавала однозначный сигнал.