— После всего увиденного и услышанного здесь, мои опасения подтвердились. Всё дело в Микатах. Они влияют на сознание человека, выворачивают его и порождают таких вот существ. Предлагаю продолжить разговор позже, сначала…мы должны закончить дело. А для этого нужно спуститься вниз.
— Тогда не будем медлить, — ответил Андер.
Он почти наверняка не был удовлетворен таким объяснение. Помимо возмущения, в его груди ютилось непомерная гордость. На то была причина, ведь ему удалось превзойти отца. Обошёл старшего по всем направлениям: и по занимаемой должности, и по героическим подвигам.
— Вы четверо… идете на улицу. Проверьте остальных и приведите белых перчаток. Пусть подлатают наших братьев по оружию. Вы, трое, останетесь здесь, а оставшиеся за мной, — приказал Бургомистр и открыл дверь читального зала. — Опять вниз, — выдохнул он.
Все вооружились факелами, фонарями. Спускаясь по хлюпающей из-за сырости лестнице, внимательно смотрели под ноги, чтобы случайно не провалиться в дыры. В уши прокрадывались едва слышимый лязг и далёкий гул. После каждой ступени следовала очередная, а дно глубин под книгохранилищем не спешило показаться перед взором. Спуск казался бесконечным. Когда всё-таки спустились, попали в помещение средних размеров. Воздух в нём дрожал. Пламя неохотно осветило погреб безумия. С потолка свисали подвешенные за ноги люди. Под каждым стояла небольшая тара с кровью. В центре подвала увидели алтарь похожий на стол. Подошли ближе и некоторые разглядели: мебельное изделие состоит из человеческих тел. Он выглядел тошнотворно, даже угрожающе, будто чудовище выжидает для нападения. Сражаться с таким никому не хотелось.
Мечтающий стать рыцарем высмотрел среди развешенных как праздничное украшение покойников, того самого одноглазого ловчего, что смел дерзить ему. Его плоть испещряли раны, а тёмные гематомы выдавали серьёзные травмы. Зрелище обрадовало гвардейца — украдкой улыбнулся, облегчение снизошло на него с трепетом. Теперь никто не узнает о маленькой промашке, теперь можно расслабиться. «Меня точно кто-то оберегает», — подумалось Андеру. Эта мысль закостенела в его голове. Самодовольно замерев на месте, заметил мерцания, которые запрыгали на краю глаза. Любопытство полностью приковалось к ведру, подле которого валялись куски тёмного металла. Он вынул два небольших каплевидных кристалла багрового цвета. Посчитав это неплохой прибавкой к жалованию, втайне от остальных сунул драгоценности в карман. Почти в тот же миг услышал знакомые голоса. Ни один из них не принадлежал кому-то из вермундов. За висящим трупом было большое треснутое зеркало в уродливой раме. На гладкой поверхности вырисовывались два отражения.
— Друг мой, я говорил, ты заслуживаешь большего. Так вот, в твоём кармане — кристаллы. Они необычны. Раньше принадлежали одному из стражей династии Венн. Говорят, сама Её величество, тайная любительница сношаться с мертвяками, даровала им рубины из своей подвески. Теперь они твои. Ты стал ближе к мечте. Ещё возьми себе зеркало. Оно дороже всякой статуэтки. Оно ждало тебя, чтобы обогатить. Так тебе останется сделать всего один шаг, и станешь главой Ордена Рыцарей Капиляры, — огласил Лицлесс Ванригтен.
— Соглашусь с этим, — сказал Тэттор. Верность Министерству прямо-таки исходила от него, как запах. — Андер, ты же не забыл о своей верности? И о том, кому она принадлежит? Ну, уж точно не тем, кто называет тебя констеблем. Они смеются над тобой, не признают твоих достижений, потому что считают тебя ошибкой, которая якобы восседает на лаврах отца. Не сообщили о своих планах во время приезда бродяг со «зрелищем». А до этого, вообще, мой брат, шестипалый уродец, поставил тебя на колено перед оренктонцами! Им сила нужна, чтоб она держала их в ежовых рукавицах. Ведь они не знают… как распоряжаться свободой. Разве не так?
— Зеркало твоё и только твоё. Ты же был в Фавилле, всё видел своими глазами. А тут что? Заставили всех выпить эту гадость… и пошли освобождать библиотеку. Замечательно! А от кого? От своих же бредней, вызванных неизвестным пойлом? А потом заявляют, мол это сделало Министерство. Просто великолепно. Но ты другой и видишь правду, поэтому помни, камни, зеркало… они заслуженно твои, — с довольным видом сказал Лицлесс.
— Да, они мои. Только мои, — прошептал Микгриб.
Пытаясь обнаружить хоть малейшие признаки жизни, вермунды метались от одного тела к другому. Вскоре убедились в отсутствии шанса на успех своего начинания. Затем начали бегло изучать венцы осклизлых держателей на трёх ножках. Была у них неизвестно откуда взявшаяся особенность. А именно, если смотреть только левым глазом, то становилось видно контуры неописуемых существ, что множеством переплетающихся худых рук держат шкатулки-пьедесталы. Внутри шкатулок, похожих на вытянутые усеянные зубами черепа, хранились загадочные предметы. На первый взгляд сделаны они из сгущенной крови, костей и органов. Вскоре ожидание худшего подкинуло подсказку, позволило распознать пародии на уже знакомое: вот удочка, левее — гребешок для волос, хранимый на дне лодочки; ещё левее — вывернутая книга. Изделия наблюдали за движениями живых. Таковы были предупреждения древних механизмов. К тому же имело место быть качество и другого рода — торопливые взгляды спотыкались об произведения искусства культа Астрологов-глазочеев. Никто понимал, как происходит вывих разума, все лишь чувствовали его.
У дальней стены стоял покрытый слизью идол. Должно быть — одна из забытых сущностей, что почитают в Межутковых землях. Или же зверь, что обитает — по представлению культистов — в мире их желаний, в мире Далёких огней, горящих на дне Озера Мундус? Статуя изображала антропоморфный выкидыш воображения. В груди сухого корпуса зияла вертикально растянутая дыра. Из неё росли две пары когтистых лап. Первая тянулась к короткой пиявкообразной шее. Вторая пара выдвигалась немного вперёд, поближе к телу; персты пронзающих конечностей вопрошающе прижималась друг другу. Из замка выглядывал краешек такой же лодочки, что лежала на пьедестале. Основные лапы вытекали из плеч с невысокими гребневидными наростами. В левой — некая сфера, почти яйцо, а в правой пустота, будто чего-то не хватало. Нога идола, что была чуть более чем тонкой, проходила через ничто в нижней части мантии, которая казалось одеянием аколитов. Несмотря на худобу, всё же внушала неподдельный страх, как и любая другая часть тела. Особенно голова. Часть выше чёрных пустых глазниц вытягивалась, закручивалась хлыстом, но была оставлена сумасшедшими скульптурами. Улыбка без губ пугала до седин, сама кровожадность — вот её первоначальный материал. Из того места, где должен был быть подбородок, извивались щупальца. Борода не двигалась, нет — но по ощущениям делала это без устали пока никто не видит, дабы неожиданно явить свой гнев.
Рэмтор раздумывал возле чудовищного изваяния, пребывая в волнах неукротимого волнения. Услышав зов, молодая девушка молила о помощи, отвёл взгляд и наткнулся на покрытые ржавчиной цепи. Такие надёжно сковывали замученного, стоящего на коленях человека, от которого осталось совсем немного; почти только потрескавшаяся кожа. Сложно представить через какие терзания тому пришлось пройти, пребывая в безвыходном положении, где смерть — желанный конец. Такое не открывается жителям, чья главная проблема — удар мизинцем об табурет; или же нехватка спирта в кружке. Что-то подсказывало Шестипалому: того не отпускали до последнего, иногда раздували надежду на обретение спасения. Подобно призрачным миражам, что видятся обезвоженному путнику, вели дальше и дальше по пути страданий в никуда.
Кажется, вожак победителей узнал черты лица на лоскутах.
— Должно быть, вы и есть Каделлин Ванригтен. Хоть я вас лично и не знал, но знаю точно, подобной участи не заслужили, наследник. Теперь же… погрузились в бесконечное. Обретите там свой покой.
После последнего слова, удивился приятному цветочному аромату, закружившему над останками. Услышав едва уловимый лязг, обошёл статую против часовой стрелки. За ней валялся открытый сундук, отмеченный особым символом сердцебиения благих намерений. В нём не было ничего кроме серого котелка — атрибута инспектора. На внутренней стороне крышки выцарапана надпись: «Хор не зло, а миф. Прошедший сквозь пепельные болота обрежет когти безумия. Иначе начнётся всёпожирающая ночь. Во тьме и малая искра пылает костром. Она проведёт через неотвратимость. Найди её в Апокрифе, мой друг, и встретимся вновь».