Перестав слышать шелест страниц, отвёл взгляд от окна и посмотрел на учеников. Они больше не блуждали по лабиринтам трудных текстов, а погрузились в объятия сна. Ну, разумеется… та ещё утомительная скука. Настолько перетрудились, что соответствующие бормотания спрыгивали с их губ даже в беспамятстве. Вот оно — подтверждение полной самоотдачи. Эти двое верны нашему делу, прикладывают все свои силы, чтобы успешно закончить начатое.
Форц дал команду лошадям, экипаж остановился. Не имея представления о причине остановки, слегка высунулся. Там был бродяга, облачённый в меховые обноски, на его плечах нелепая суконная пелерина, по всей видимости, самодельная. Перестав перетаптываться в луже, тот широко заулыбался и направился ко мне. Пока шаркал ногами, удалось заметить: с пояса свисало всякое барахло — от глубокой деревянной ложки и миниатюрного сломанного фонаря до свёртка с неизвестным содержимым. Не понято, то ли памятные предметы, то ли обыкновенная тяга собирать и таскать с собой мусор.
Бродяга то и дело закидывал за плечо свой мешок с пожитками. Сначала за левое, потом за правое. Должно, пытался отыскать наиболее удобный вариант ношения, или же попросту нервничал. Что совсем не удивительно с учётом того, кого можно повстречать на дорогах. Обменявшись приветствиями и убедившись в отсутствии злого умысла, у нас завязался разговор. Отказаться было дурным тоном и нарушением неписаного правила странников. Как выяснилось, его звали Смотрящий-на-северные-огни. Он совершал паломничество к алтарю, возведённому в честь Левранда, которого прозвали «Защитник отбросов».
Мне доводилось слышать о нём ранее. Определённые слои населения считали Левранда героем, так как он выступил против знатного рода, что устраивал жестокие игры со своей прислугой. Основная версия гласила: влиятельное семейство морило голодом своих лакеев и делало быт невыносимым для жизни; когда те приближались к черте утраты рассудка, им предлагали испытать удачу. Добровольцев по одному заводили в амбар, куда предварительно затаскивали три огромных капкана способных перекусить и лося. Из них срабатывал только один. Сообщая об этом, предлагали прыгнуть на педаль клыкастой ловушки. Если повезло — выдавали награду в виде монет, еды и прекрасных дев. Уверовав в собственную удачу, слуги продолжали играть; и весьма успешно. Спустя несколько раундов господа, носившие отличительный знак с маяком, повышали ставку и делали максимально соблазнительное предложение. От него никто не отказывался. То ли из-за некой мании, то ли из-за боязни упасть в грязь лицом перед домочадцами, ведь отсутствие желания большего никогда не красило обычного мужика. Однако госпожа удача не была удачей. Дело в том, что спусковые механизмы всех капканов блокировались неприметными крючьями — хоть танцуй на них. А в последнем раунде все они убирались. Таким образом, колесо фортуны останавливалось на одном единственном исходе. Скорее всего, наблюдая за распускающимся цветком счастья и азартной надежды, благородные любители игр испытывали извращённую разновидность удовлетворения. А когда «цветок» делился на почти равные части, погружались в чудовищный экстаз.
Богатеи пристрастились. Аппетит их рос. Игрища как живые выбрались за пределы амбара. А крепость, стоявшая в центре городского поселения, начала превращаться в мертвецкую, где шатаются воющие жертвы разрыва разума. «Де-хортус» — так сказал Смотрящий-на-северные-огни. И, конечно же, дело не обошлось без глашатаев…
Лимны рассказывали живущим вокруг крепости людям, что все лишения призваны выявить внутренних врагов, которые при тяжёлых условиях выдадут себя, или же убегут как паразиты из умирающего организма. Чепуха, но этого хватало, чтобы разобщить немногочисленные мятежные группы. Но всё изменило появление одного странника. Ему удалось объединить людей, вызволить из заточения замученных слуг и одолеть кровопийцу, ответственного за взращивание страданий. Так Левранд и получил титул «Защитник отбросов». А после под восторженные аплодисменты продолжил свой путь. Всё это звучит как сказка, где добро побеждает зло, а герой живёт долго и счастливо.
Слушая паломника с половником, мои брови опустились. Было что-то сомнительное в алтарных подношениях ещё живому герою. Если, только, языки не исказили эту быль, не внесли корректировки в угоду своим целям. Заметив мои сомнения, Смотрящий-на-северные-огни по-доброму выдохнул и промолвил: «Я, как и вы, иду по нити судьбы. Только мою протягивает красота и вдохновение. А вашу же… нечто иное. Прекрасное, но в то же время ужасающее, оно ведёт вас согласно своему плану. Вы не видите этого. Вспомните и прозрейте, мой друг. А теперь… мне пора. Хочу поскорее возложить этот превосходный цилиндр на алтарь».
Распрощавшись со своеобразным бродягой, он продолжил свой путь в одну сторону, а мы в другую. Дорога нас ждала ухабистая, чем-то похожая на побеспокоенное волнами море. Правда, колёса кареты проваливались меньше и реже ожидаемого. Как если бы её удерживали невидимые ладони. Далее заехали на хребет, его колея не внушала доверия. То и дело из-под копыт наших верных скакунов отлетали грязные камни и каменистая грязь. Скатывались по щербатым отвесам и скалистым уступам по правую руку, стучали барабаном, поднимающим дух воинов перед сражением. Я уверен, будь с нами бард, он попытался бы повторить эти звуки. Несмотря на всю крутость избранного маршрута, ни на миг не сомневался в возничем. Форц знал что делает.
До глаз вдруг добралась усталость, странно чувствовать на них песок, которого нет. Давая им отдых, смотрел в небесную даль. Оттуда исходило едва уловимое холодное безразличие. Тёмные воды нисколько не беспокоила участь бродящих по миру существ. Я никогда не был сторонником учинения Примуулгус, чьи служители рассказывают своей пастве о вечном присутствии Все-Создателя, Зодчего, присматривающего за своими творениями. Определённо, ходить по Тропах в ожиданиях невообразимого змеиного моста — не моё. Но однажды мной было обнаружено нечто интригующее, что обретает в простых умах форму подтверждения их слов. Как-то раз вышел из Академии после долгой работы без отдыха, искал справочный материал по Рефлектам, почему-то тянуло к ним. Выбрался на свежий воздух, остановился у входа и снял шляпу. Так легко стало, ветер обдувал волосы. Полностью был сосредоточен на прикосновениях стихии. Пока не устремил взор прямо внутрь, наблюдал за собственными ощущениями. Тогда и мелькнул необычный перепад. Спокойствие сменилось необъяснимой тревогой. Нет, это не было опьянением, а будто бы нечто смотрело из далёких глубин безграничного. Я бы сравнил это чувство с тем, что испытывает зверёк, заметивший притаившегося хищника; не обязательно венца пищевой цепи, а всего лишь стоящего на одно звено выше. Однако повторить не получалось. Сколько бы ни пытался — ничего. Вероятно, усты, дьяконы и прочие знают об этом и используют в своих фанатичных целях.