Лагерная врачиха заподозрила пищевое отравление, вы-звала «скорую помощь». Но самое умное, что она сделала – это заставила «маймунок» пить тёплую воду, стакан за стаканом, и, пардон, опорожняться через рот, что «маймунки» со стенания-ми и делали.
Игорь тут же примчался ко мне, затряс меня за плечи и грозно спросил:
– Это твоя работа?
Я чуть не признался моему кумиру в содеянном, но вовремя благоразумно удержался.
– Да ты что, как я смог бы это сделать, где здесь яду взять? Обо-жрались несвежих продуктов, наверное, купили по дешёвке мяса у местных, вот и всё!
Игорь недоверчиво посмотрел мне в честные глаза, тряхнул на всякий случай за плечи ещё раз, и отстал.
Все «маймунки» остались живы, но неделю провалялись в больнице, и в лагере уже не появлялись. Питались мы консерва-ми, зато кобелям нашим «гулять» стало не с кем. Посуду на моё счастье «маймунки» после еды помыли, причём горячей водой. Так что, криминала не обнаружили и дела не завели.
36
Вернувшись в Тбилиси, мы продолжали встречаться, преи-мущественно в банях. В мае мне исполнилось тринадцать лет, а Игорю в сентябре, соответственно, шестнадцать. Я понимал, что Игорь, повзрослев, стал интересоваться девушками, даже некра-сивыми, а такому видному парню «закадрить» не очень видную девушку, не представляет трудности. Но я любил Игоря и никому уступать его не собирался, я готов был применить любое сред-ство для удержания его со мной. И я, пожалуй, понял, что это было за средство.
Ещё в пионерлагере я заметил, что Игорь проявляет повы-шенный интерес к спирту. Вместе с «алкашом» Гиви он пил любую чачу, от запаха которой дохли тараканы. И когда уже в Тбилиси мы стали встречаться в банях, Игорь обычно приносил туда с со-бой четвертинку чачи. Чачу он пил, запивая лимонадом, а газиро-ванная вода усиливала действие алкоголя. После такой выпивки Игорь становился весёлым, возбуждённым и любвеобильным.
Я понял, что отбить интерес Игоря к девушкам можно спирт-ным. Семья Игоря жила очень бедно, денег на выпивку у него не было, на еду еле хватало. И я решил зарабатывать деньги, что-бы «отбить» любимого человека для себя с помощью алкоголя. Но где мне, тринадцатилетнему, хотя и выглядевшему старше, мальчику взять денег? Не воровать же, но я пошёл бы и на это ради Игоря. Но я умел хорошо танцевать, причём самые разно-образные танцы, в том числе и грузинские народные. Я вспом-нил, что к нам в училище как-то приходил «дядя» уговаривавший мальчиков-танцоров пойти к нему в ансамбль для выступлений
ресторане. «Дядя» так и не нашёл у нас желающих танцевать в ресторане и ушёл «не солоно хлебавши».
Как бы мне найти этого человека или его ресторан? Тогда уже в Грузии были «кооперативные» рестораны, привлекавшие публи-ку к себе разными способами: якобы «бесплатным» вином, высту-плением известных артистов, танцоров, в том числе и любимыми
народе детскими и юношескими танцами. Одетые в черкески и папахи, с кинжалами на поясе и в азиатских обтянутых сапогах, мальчики моих лет и старше танцевали групповые танцы, такие как, например, знаменитую «лекури» – лезгинку. Участвовали в
37
этих танцах и девочки, одетые в белые платья, «плывшие» слов-но «павы», а вернее – белые лебеди, среди энергичных мальчи-ков, то пляшущих на носочках, то падающих на колени. Эти танцы привлекали богатых завсегдатаев особых танцевальных ресто-ранов, которые на хорошие танцы денег не жалели. Вот только умевших хорошо танцевать, найти было трудно, а халтура тут не проходила – посетитель был ушлый. Знаменитое хореографиче-ское училище было «лакомым кусочком» для таких ресторанов, но сомнительная репутация ресторанных танцоров отталкивала способных мальчиков и девочек.
Пришлось обратиться к отцу за помощью:
– Нужны деньги, воровать не хочется, а ты столько не дашь. Узнай, какому ресторану нужны были танцоры!
Отец почесал в голове и обещал узнать.
– Только скажи, на что тебе деньги? – поинтересовался отец.
– На девочек нужны! – без тени улыбки ответил я.
Отец, было, хихикнул, но увидев, насколько серьёзен я, за-молк.
Через несколько дней я уже репетировал в ресторане, ко-торый отец не только нашёл, но и рекомендовал меня туда, как одного из талантливейших танцоров. Техника моя понравилась руководителю ансамбля и меня приняли в коллектив. Мы с отцом поторговались об оплате моего труда и договорились на непло-хие деньги, которые они должны были платить моему отцу, а не «беспаспортному» мальчику.
Выступать я стал по вечерам в субботу и воскресенье, когда наплыв посетителей был особенно велик. Платили настолько хорошо, что это было значительно больше, чем получала мама в школе.
Для полноты картины о нашей семейке, я должен описать жизнь моего непутёвого отца. Заключение сломило его волю: он перестал заниматься искусством, нужным народу, но не пере-стал – нужным только ему и его партнёрам. Не перестань он тан-цевать – был бы, может, вторым Чабукиани или Нуриевым, а ещё если бы и запел, как мог, то уж Бориса Моисеева перещеголял бы. Но папа был пассивным слабовольным геем, и кроме как о своих
38
сексуальных потребностях, всерьёз ни о чём не думал. В училище он работал, повторяю, на хозяйственной должности, только из-за денег.
Жил он, как я уже упоминал, в районе старого Тбилиси, назы-ваемом Авлабар, населённом, в основном, армянами. Попада-лись изредка и другие «нации» – грузины, русские, евреи, поляки, но редко. Гомосексуализм процветал на Авлабаре, возможно по-тому, что там обитал этнос, склонный к этому виду искусства; не скажу, какой этнос и какое искусство – из политкорректности. Па-паша Станислав был достаточно молод – тридцати с небольшим лет, строен, красив – блондин с голубыми глазами, и любовники для него находились. Конечно же, любил он, преимущественно, людей искусства, балетного, в первую очередь, но не гонял и актёров, цирковых артистов, спортсменов силового плана, а на безрыбье и торгашей считал рыбой. Коллективчик, в основном, был устоявшийся, любимым «мужем» у отца был, как ни странно, чиновник из Министерства культуры, его старый друг, которого так и не подловили за мужеложство. Но как «муж», так и «жена» частенько изменяли друг другу. «Муж» – с молодыми мальчиками и даже женщинами, а «жена» – с более взрослыми, солидными гомосексуалистами. Хотя, смеха ради, отец встречался и с жен-щинами, которые периодически влюблялись в него. Но секса у них не получалось, если какой-нибудь из любимых друзей отца не ласкал и не целовал его в нужное время.
Бабушка, жившая с отцом в одной квартире, сильно тяготи-лась этим и ушла в дом престарелых, хотя была и не так уж стара. Отец навещал её там , платил мзду обслуживающему персоналу и бабушку не обижали.
Квартира отца была двухкомнатной с большим холлом, веран-дой, кухней, раздельным санузлом, и главное с двумя входами, а, стало быть, и выходами. Один из них – парадный, шёл в холл, а другой – «чёрный ход» – на кухню и предназначался для прислу-ги, которая, видимо, и обитала раньше на кухне. Комнаты были разные – большая, в которой жил отец, и маленькая, где ранее проживала бабушка, и на которую в последнее время «положил глаз» и я. Жить с мамой для меня становилось всё невыносимее,